В этом театральном сезоне у Андрея ЛЕОНОВА роли сразу в двух громких премьерах «Ленкома Марка Захарова» – в «Последнем поезде» режиссера Антона Яковлева и в «Беге» Александра Лазарева. А к завершению сезона пришла приятная новость – актеру было присвоено звание Народного артиста России. Поздравив Андрея Евгеньевиче с высоким званием, «Театрал» побеседовал с ним о «ленкомовских» буднях.
– Андрей Евгеньевич, как вы относитесь к наградам?
– Честно признаюсь, что присуждение столь высокого звания было для меня приятной неожиданностью. При этом я считаю, что к любым наградам следует относиться без самолюбования, главное – достойно отрабатывать их на сцене. Ведь в конечном итоге это всего лишь стимул к движению вперед. Зрителю не важно – он смотрит в спектакле на Народного артиста, Заслуженного или актёра, не имеющего званий. Публике важен уровень игры, качество, убедительность. В этом смысле на сцене все равны, поэтому звания, награды, высокие оценки, любая похвала – всегда существуют несколько отдельно от жизни твоего героя на сцене. Для меня самая ценная награда – улыбка зрителя, его доброжелательная реакция на спектакль, его неравнодушие. Вы даже не представляете, сколько добрых слов я услышал в свой адрес после премьеры «Поминальной молитвы» и продолжаю их слышать... Очень искренних, трогательных слов. Признаться, даже предположить не мог подобного отклика на свою работу.
– Чьи оценки для вас наиболее важны и ценны?
– Для меня всегда на первом месте была оценка отца. Несмотря на то, что он так рано ушёл, ему удалось посмотреть многие спектакли с моим участием. У папы всегда бы ли ко мне замечания, которыми он делился со мной после спектакля. А иногда даже умудрялся прямо по ходу спектакля меня поправлять совершенно незаметно для публики, это не раз происходило на спектакле «Вор», где мы играли вместе с ним. А вот после того, как он посмотрел мою работу в постановке Марка Захарова «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (где у меня была роль Керубино), то потом зашел в гримерку и отметил мою игру, как точную и профессиональную. До сих пор помню его слова: «Сынок, у меня к тебе нет никаких замечаний. Мне было очень смешно, весело, трогательно». Такие оценки всегда придают сил. Мне важно и мнение моих близких, друзей, всех тех людей, кому я доверяю. Но к чужой оценке, чья бы она ни была, нужно относиться с осторожностью, избирательно, разумно. Всем ведь не угодишь, да и смысла стремиться к этому нет. Другое дело, что мнение профессионала о твоей работе может способствовать открытию новых граней в твоем творческом росте, и это, конечно же, имеет значение. Я всегда говорю, что «артисты слепые», они такие, какими их видят зрители. Поэтому очень важно разделять – кто говорит и что говорит. А людей, которые намеренно пытаются обрезать тебе крылья, лучше вообще избегать.
– У вас бывали ситуации в начале актерского пути, когда вам приходилось проявлять определенную смелость или изобретательность, чтобы почувствовать: зал – ваш?
– Конкретный спектакль или роль я бы не стал называть, но самые «живые паузы», которые только могут произойти на сцене – это ситуации, в которых ты понимаешь… что за был текст. Вот тогда зал по-настоящему твой. Вы не представляете, какие ощущения испытываешь от этой звенящей тишины. В такой момент словно вся жизнь возникает перед глазами, но только не следующая реплика. И после того, как тебе удалось выбраться из подобной ситуации, ты уже навсегда запоминаешь этот звенящий контакт с залом и с самим собой. Я, конечно, иронизирую, говоря, что подобные истории помогают обрести определенную актерскую смелость, но в этом есть и часть правды.
– Что выручает в таких ситуациях – уровень профессионализма или помощь партнеров?
– При любом уровне профессионализма и жизненного опыта очень многое зависит, конечно же, от партнеров, а иногда почти всё. С кем-то есть взаимопонимание с полуслова и полувзгляда, тогда и текст забыть не страшно, а с кем-то работается сложнее. Партнер на сцене – это не просто чувство локтя, а общее дыхание, единая энергия и ритм.
– С кем из старших коллег у вас такие доверительные отношения?
– После ухода папы очень близким человеком для меня стал Александр Викторович Збруев. Он всю мою жизнь, с самого детства – чрезвычайно важный для меня человек. Я помню Александра Викторовича, который дружил с моими родителями, приходил к нам в гости, и помню Александра Збруева – потрясающего артиста, ролями которого восхищался, будучи еще подростком. Тогда я даже представить не мог, что через время окажусь с ним на одной сцене. Да еще в спектакле «Хория», в котором мальчишкой, затаив дыхание, следил из зала за игрой Александра Викторовича. Для меня очень ценно, что на сегодняшний день у меня сложился такой круг замечательных людей, которых я считаю своими близкими. Это семья, друзья, коллеги – моя опора и моя защита. Люди, к которым я могу обратиться в любой момент, кто за меня переживает и всегда поддержит.
Таким близким для меня человеком является, конечно, руководитель нашего театра Марк Борисович Варшавер. Я отношусь к нему не только, как к директору, но и как к родному человеку, на которого можно положиться, чье мнение мне важно, который всегда поддержит и поможет в трудную минуту. Благодаря Марку Борисовичу я сыграл роль Тевье в легендарном спектакле «Поминальная молитва», которая стала для меня важнейшим этапом в жизни. Именно Марк Борисович вселил в меня уверенность, что все получится.
Не скрою, поначалу я с большой осторожностью относился к самой идее восстановления спектакля «Поминальная молитва». А теперь от всей души благодарен и Саше Лазареву за то, что дал мне такую возможность, пригласив на эту роль. Вы знаете, их поддержка сравнима с тем, о чем папа написал в своей книге «Письма к сыну»: «Я стану за твоей спиной, как живой лес вместо рисованного задника; как старый дуб раскину руки; как орёл подставлю крылья тебе – ничего не бойся, сынок!»
– Вы неоднократно говорили о том, что не сразу согласились на роль Тевье. Почему у вас было столько сомнений по этому поводу?
– Пандемия и связанный с нею карантин сыграли свою роль. Изоляция дала время на размышления. Про себя я рассуждал так: «А вдруг наш спектакль будет выглядеть как пародия на легендарную «Поминальную молитву», вдруг роль Тевье, которого так неповторимо играл отец, станет для меня провальной?!» Ведь самое неинтересное и бессмысленное – пытаться повторять. Риск, на мой взгляд, был слишком велик. Поэтому я все время пытался найти своего Тевье, выразить по-своему судьбу этого героя. И с Сашей Лазаревым мы сразу договорились, что если он примет мое видение этого образа, то идем дальше, продолжаем репетиции, работаем вместе. А в противном случае мне придется отказаться от этого предложения. Добавлю, что видеозапись «Поминальной молитвы» я сразу для себя решил не пересматривать, потому что это не имеет смысла – та «Поминальная молитва» (я в ней играл роль Феди) навсегда запечатлена в моем сердце, но нам предстояло создавать новый спектакль. Теперь, спустя некоторое время с момента первых показов, невероятно сложных, самых ответственных для всей нашей команды, могу сказать, что у нас получилось. Получилось сделать свой спектакль, наполнить его тем, что важно нам сегодняшним.
– А каким именно сегодня вы видите своего Тевье, о чем вам в его образе хочется говорить со зрителем?
– Я очень не люблю как-то характеризовать своих героев, рассказывать вне сцены о том, что они хотят сказать залу. Актер живет на глазах зрителей, и то, каким они видят его персонажа, какие чувства он у них вызывает, он тем и является. В беседе я могу рассказать все что угодно, но если на спектакле публика этого не почувствует, значит, слова остаются всего лишь словами, и в сердце зрителя от них не останется и следа. А если я свою роль проживу не в словах, а на сцене, и зал это почувствует, проникнется, отзовется, то значит, мой герой жив и убедителен. То, какие я вкладывал мысли, чувства – это все детали разбора, который считаю процессом очень личным, поэтому никогда его не обсуждаю. Результат же всегда оценивает зритель.
– Судя по всему, у вас все же сложились очень хорошие творческие отношения с режиссером Александром Лазаревым, если он пригласил вас поработать и во втором своем спектакле, в «Беге», судьба которого тоже с богатой предысторией.
– Да, действительно, «Бег» – это второй спектакль, в который Саша меня пригласил. А поскольку мы дружим довольно давно, то уже научились понимать друг друга без лишних слов. Мне даже не было нужды говорить, что меня одолевали искренние сомнения по поводу участия в таком спектакле, перед глазами у меня было гениальное киновоплощение булгаковского «Бега». Прожить все это на сцене по-своему – решиться на такое было довольно сложно. Но Саша нашел правильные аргументы, убедил попробовать, рискнуть, и в процессе репетиций работа поглотила, и сомнения незаметно развеялись. Если у режиссера, артистов есть желание сделать что-то свое, то опасения кого-то повторить исчезают сами. И уж каким получился мой герой Парамон Ильич Корзухин – решать теперь только зрителю. Так что приходите, смотрите, решайте...
– В труппу прославленного театра «Ленком» вы пришли еще в 1979 году, как за эти годы складывались ваши отношения с театром, с какого момента вы почувствовали, что он для вас дом?
– Одно время был домом, потом на какой-то период переставал занимать значительную часть в жизни, разные бывали этапы. Когда режиссер Александр Морфов ставил спектакли «Пролетая над гнездом кукушки» и «Визит дамы» и предложил мне в них играть, то театр вновь стал моим вторым домом. Если ты каждый день в течение определенного времени приходишь на репетиции, общаешься с коллегами, заражаешься общей творческой атмосферой, живешь общей идеей и мечтой, то именно в такие моменты ты начинаешь чувствовать себя дома. Работу в обеих постановках – «Визит дамы» (к сожалению, он не так долго шел в репертуаре) и «Пролетая над гнездом кукушки», который мы играем до сих пор, – считаю подарками для себя, как для артиста. А сегодня театр вновь стал моим вторым домом.
– Андрей Евгеньевич, какой «урок» Марка Анатольевича вы вспоминаете чаще всего?
– Я думаю, что эта тема заслуживает отдельно - го, серьезного разговора. Марк Анатольевич оставил всем нам выдающееся наследство: театр, свой захаровский дух, свои спектакли. Вспоминаю его всегда только с любовью.
– Что помогает вам сегодня заряжаться энергией и вдохновением?
– Наверное, умение не зацикливаться на чем-то одном. Решать новые творческие задачи: работать и в родном театре, и в антрепризных проектах, и на съемочной площадке с близкими по духу режиссерами, с талантливыми коллегами. Новые знакомства, общения, проекты и мечты – вот основная «подпитка» для постоянного движения, развития, для полноценной активной жизни.
– Андрей Евгеньевич, как вы относитесь к наградам?
– Честно признаюсь, что присуждение столь высокого звания было для меня приятной неожиданностью. При этом я считаю, что к любым наградам следует относиться без самолюбования, главное – достойно отрабатывать их на сцене. Ведь в конечном итоге это всего лишь стимул к движению вперед. Зрителю не важно – он смотрит в спектакле на Народного артиста, Заслуженного или актёра, не имеющего званий. Публике важен уровень игры, качество, убедительность. В этом смысле на сцене все равны, поэтому звания, награды, высокие оценки, любая похвала – всегда существуют несколько отдельно от жизни твоего героя на сцене. Для меня самая ценная награда – улыбка зрителя, его доброжелательная реакция на спектакль, его неравнодушие. Вы даже не представляете, сколько добрых слов я услышал в свой адрес после премьеры «Поминальной молитвы» и продолжаю их слышать... Очень искренних, трогательных слов. Признаться, даже предположить не мог подобного отклика на свою работу.
– Чьи оценки для вас наиболее важны и ценны?
– Для меня всегда на первом месте была оценка отца. Несмотря на то, что он так рано ушёл, ему удалось посмотреть многие спектакли с моим участием. У папы всегда бы ли ко мне замечания, которыми он делился со мной после спектакля. А иногда даже умудрялся прямо по ходу спектакля меня поправлять совершенно незаметно для публики, это не раз происходило на спектакле «Вор», где мы играли вместе с ним. А вот после того, как он посмотрел мою работу в постановке Марка Захарова «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (где у меня была роль Керубино), то потом зашел в гримерку и отметил мою игру, как точную и профессиональную. До сих пор помню его слова: «Сынок, у меня к тебе нет никаких замечаний. Мне было очень смешно, весело, трогательно». Такие оценки всегда придают сил. Мне важно и мнение моих близких, друзей, всех тех людей, кому я доверяю. Но к чужой оценке, чья бы она ни была, нужно относиться с осторожностью, избирательно, разумно. Всем ведь не угодишь, да и смысла стремиться к этому нет. Другое дело, что мнение профессионала о твоей работе может способствовать открытию новых граней в твоем творческом росте, и это, конечно же, имеет значение. Я всегда говорю, что «артисты слепые», они такие, какими их видят зрители. Поэтому очень важно разделять – кто говорит и что говорит. А людей, которые намеренно пытаются обрезать тебе крылья, лучше вообще избегать.
– У вас бывали ситуации в начале актерского пути, когда вам приходилось проявлять определенную смелость или изобретательность, чтобы почувствовать: зал – ваш?– Конкретный спектакль или роль я бы не стал называть, но самые «живые паузы», которые только могут произойти на сцене – это ситуации, в которых ты понимаешь… что за был текст. Вот тогда зал по-настоящему твой. Вы не представляете, какие ощущения испытываешь от этой звенящей тишины. В такой момент словно вся жизнь возникает перед глазами, но только не следующая реплика. И после того, как тебе удалось выбраться из подобной ситуации, ты уже навсегда запоминаешь этот звенящий контакт с залом и с самим собой. Я, конечно, иронизирую, говоря, что подобные истории помогают обрести определенную актерскую смелость, но в этом есть и часть правды.
– Что выручает в таких ситуациях – уровень профессионализма или помощь партнеров?
– При любом уровне профессионализма и жизненного опыта очень многое зависит, конечно же, от партнеров, а иногда почти всё. С кем-то есть взаимопонимание с полуслова и полувзгляда, тогда и текст забыть не страшно, а с кем-то работается сложнее. Партнер на сцене – это не просто чувство локтя, а общее дыхание, единая энергия и ритм.
– С кем из старших коллег у вас такие доверительные отношения?
– После ухода папы очень близким человеком для меня стал Александр Викторович Збруев. Он всю мою жизнь, с самого детства – чрезвычайно важный для меня человек. Я помню Александра Викторовича, который дружил с моими родителями, приходил к нам в гости, и помню Александра Збруева – потрясающего артиста, ролями которого восхищался, будучи еще подростком. Тогда я даже представить не мог, что через время окажусь с ним на одной сцене. Да еще в спектакле «Хория», в котором мальчишкой, затаив дыхание, следил из зала за игрой Александра Викторовича. Для меня очень ценно, что на сегодняшний день у меня сложился такой круг замечательных людей, которых я считаю своими близкими. Это семья, друзья, коллеги – моя опора и моя защита. Люди, к которым я могу обратиться в любой момент, кто за меня переживает и всегда поддержит.
Таким близким для меня человеком является, конечно, руководитель нашего театра Марк Борисович Варшавер. Я отношусь к нему не только, как к директору, но и как к родному человеку, на которого можно положиться, чье мнение мне важно, который всегда поддержит и поможет в трудную минуту. Благодаря Марку Борисовичу я сыграл роль Тевье в легендарном спектакле «Поминальная молитва», которая стала для меня важнейшим этапом в жизни. Именно Марк Борисович вселил в меня уверенность, что все получится.
Не скрою, поначалу я с большой осторожностью относился к самой идее восстановления спектакля «Поминальная молитва». А теперь от всей души благодарен и Саше Лазареву за то, что дал мне такую возможность, пригласив на эту роль. Вы знаете, их поддержка сравнима с тем, о чем папа написал в своей книге «Письма к сыну»: «Я стану за твоей спиной, как живой лес вместо рисованного задника; как старый дуб раскину руки; как орёл подставлю крылья тебе – ничего не бойся, сынок!»
– Вы неоднократно говорили о том, что не сразу согласились на роль Тевье. Почему у вас было столько сомнений по этому поводу?– Пандемия и связанный с нею карантин сыграли свою роль. Изоляция дала время на размышления. Про себя я рассуждал так: «А вдруг наш спектакль будет выглядеть как пародия на легендарную «Поминальную молитву», вдруг роль Тевье, которого так неповторимо играл отец, станет для меня провальной?!» Ведь самое неинтересное и бессмысленное – пытаться повторять. Риск, на мой взгляд, был слишком велик. Поэтому я все время пытался найти своего Тевье, выразить по-своему судьбу этого героя. И с Сашей Лазаревым мы сразу договорились, что если он примет мое видение этого образа, то идем дальше, продолжаем репетиции, работаем вместе. А в противном случае мне придется отказаться от этого предложения. Добавлю, что видеозапись «Поминальной молитвы» я сразу для себя решил не пересматривать, потому что это не имеет смысла – та «Поминальная молитва» (я в ней играл роль Феди) навсегда запечатлена в моем сердце, но нам предстояло создавать новый спектакль. Теперь, спустя некоторое время с момента первых показов, невероятно сложных, самых ответственных для всей нашей команды, могу сказать, что у нас получилось. Получилось сделать свой спектакль, наполнить его тем, что важно нам сегодняшним.
– А каким именно сегодня вы видите своего Тевье, о чем вам в его образе хочется говорить со зрителем?
– Я очень не люблю как-то характеризовать своих героев, рассказывать вне сцены о том, что они хотят сказать залу. Актер живет на глазах зрителей, и то, каким они видят его персонажа, какие чувства он у них вызывает, он тем и является. В беседе я могу рассказать все что угодно, но если на спектакле публика этого не почувствует, значит, слова остаются всего лишь словами, и в сердце зрителя от них не останется и следа. А если я свою роль проживу не в словах, а на сцене, и зал это почувствует, проникнется, отзовется, то значит, мой герой жив и убедителен. То, какие я вкладывал мысли, чувства – это все детали разбора, который считаю процессом очень личным, поэтому никогда его не обсуждаю. Результат же всегда оценивает зритель.
– Судя по всему, у вас все же сложились очень хорошие творческие отношения с режиссером Александром Лазаревым, если он пригласил вас поработать и во втором своем спектакле, в «Беге», судьба которого тоже с богатой предысторией.
– Да, действительно, «Бег» – это второй спектакль, в который Саша меня пригласил. А поскольку мы дружим довольно давно, то уже научились понимать друг друга без лишних слов. Мне даже не было нужды говорить, что меня одолевали искренние сомнения по поводу участия в таком спектакле, перед глазами у меня было гениальное киновоплощение булгаковского «Бега». Прожить все это на сцене по-своему – решиться на такое было довольно сложно. Но Саша нашел правильные аргументы, убедил попробовать, рискнуть, и в процессе репетиций работа поглотила, и сомнения незаметно развеялись. Если у режиссера, артистов есть желание сделать что-то свое, то опасения кого-то повторить исчезают сами. И уж каким получился мой герой Парамон Ильич Корзухин – решать теперь только зрителю. Так что приходите, смотрите, решайте...
– В труппу прославленного театра «Ленком» вы пришли еще в 1979 году, как за эти годы складывались ваши отношения с театром, с какого момента вы почувствовали, что он для вас дом?
– Одно время был домом, потом на какой-то период переставал занимать значительную часть в жизни, разные бывали этапы. Когда режиссер Александр Морфов ставил спектакли «Пролетая над гнездом кукушки» и «Визит дамы» и предложил мне в них играть, то театр вновь стал моим вторым домом. Если ты каждый день в течение определенного времени приходишь на репетиции, общаешься с коллегами, заражаешься общей творческой атмосферой, живешь общей идеей и мечтой, то именно в такие моменты ты начинаешь чувствовать себя дома. Работу в обеих постановках – «Визит дамы» (к сожалению, он не так долго шел в репертуаре) и «Пролетая над гнездом кукушки», который мы играем до сих пор, – считаю подарками для себя, как для артиста. А сегодня театр вновь стал моим вторым домом.
– Андрей Евгеньевич, какой «урок» Марка Анатольевича вы вспоминаете чаще всего?
– Я думаю, что эта тема заслуживает отдельно - го, серьезного разговора. Марк Анатольевич оставил всем нам выдающееся наследство: театр, свой захаровский дух, свои спектакли. Вспоминаю его всегда только с любовью.
– Что помогает вам сегодня заряжаться энергией и вдохновением?
– Наверное, умение не зацикливаться на чем-то одном. Решать новые творческие задачи: работать и в родном театре, и в антрепризных проектах, и на съемочной площадке с близкими по духу режиссерами, с талантливыми коллегами. Новые знакомства, общения, проекты и мечты – вот основная «подпитка» для постоянного движения, развития, для полноценной активной жизни.
