Афиша театра «Практика» – это собрание неформатных, кросс-жанровых спектаклей, междисциплинарных проектов. Это всегда – разрыв шаблона. И премьеры последних двух сезонов убеждают, что здесь ищут новые имена, новые способы диалога с современным зрителем и откликаются на вызовы времени.
«Мама, я в Москве»
Жанр автофикшн, один из самых популярных сейчас в литературе, делает первые шаги на сцене. Актриса один на один с залом говорит о себе, о своих отношениях с Москвой и с Казанью – и делает это со сверхновой искренностью. Тут есть и юмор, и лирика, и ни на что не похожий театральный опыт.
Автор и исполнительница Дина Губайдуллина:
– Когда был локдаун, я выкладывала в соцсеть свои рассказы. И после большого поста про детей, которым я преподавала актерское мастерство, мне написал Лёша Золотовицкий. Предложил мои тексты поставить и объединить темой человека из провинции, который приезжает в большой город. Все истории компоновались, докручивались специально для спектакля. Поэтому зазор между мной и лирической героиней, конечно, есть. Но небольшой. Вообще это автофикшн. Поток мыслей – о детстве в Казани и взрослой жизни в Москве.
Один день в мегаполисе
Сначала я очень долго читала вслух, а Лёша слушал, чтобы понять, что звучит трогательно и смешно, а что не очень работает. Было несколько вариантов структуры, и в итоге мы нашли сюжет, все объединяющий, – один день из жизни миллениала. День из жизни девушки, начинающей актрисы. Поэтому есть сцены кастингов в кино, в спектакль, сцены работы с детьми, неудачных свиданий... Это такая «Одиссея», в которой герой пытается найти дом, вернуться домой, но путешествует по мегаполису. А вообще это похоже на сериал «Дрянь» про миллениалку из Лондона.
Москва и «мультики»
Мы отталкивались то того, что моя героиня попадает в Москву, как Алиса – в страну чудес. И «мультики» – персонажи, с которыми я играю – они фантасмагоричные. Но связаны не с Кэрроллом, а с разными жанрами и стилями комиксов. Если в текстах – реальные люди, то в анимации – «монстры», как в «Одиссее», которых Улиссу надо пройти. Один парень выглядит, как печальная лужа, а другой ходит с сердечком вместо головы... Мне очень нравилось, когда Леша с Ашотом, видеохудожником, придумывали вместе решения и тут же вспоминали, на какой комикс это похоже. Я не знаток – и просто говорила: «Ну, наверно…» – но с тех пор погрузилась в жанр.
Москва и проблемы
Поиск себя – это вообще основная тема. Как найти себя в мире, который постоянно меняется, тем более сейчас, тем более в Москве – большом, динамичном и безразличном городе? Как найти того, кто тебе близок? Проблемы с самореализацией, с поиском отношений – всё это подается через личный опыт, через специфический, сугубо субъективный взгляд на вещи. И анимация – она же придумывалась вслед за текстом – тоже говорит, иногда «кричит» и пытается достучаться до людей. Например, когда речь идет о харрасменте или о девочке, которой сложно общаться, – и на весь экран много-много раз выводится фраза «проблемы с социализацией».
Москва и провинция
Есть два времени в спектакле: московское настоящее и прошлое – вспоминания про Татарстан и «мусульманский мир», про разность культур и многонациональную страну. Про «багаж», который я приобрела в Казани, и с которым сейчас живу в Москве. И как это совместить: традиционный бэкграунд – с амбициями, целями и взглядами на жизнь современной девушки?
Москва – это город стремлений, безостановочного движения и скорости. Мне нравится, что здесь всегда можно затеряться. Из-за масштабов, из-за очень большого числа людей никто на тебя особо не обращает внимания – и в этом плане ты чувствуешь себя гораздо свободнее, чем в провинции. Казань – город вроде мусульманский, а вроде и православный, сейчас он очень современный и развитый, но при этом там, скорее, традиционные взгляды на жизнь. Татары и русские вместе существуют – это всё перемешано в одном человеке и в одной стране.
«Наедине с собой»
Новые резиденты «Практики» Jack`s Garret соединили физический театр, хореографию и стихи Бродского. Пластическую драму о противоречиях, которые раздваивают сознание, танцует дуэт – лирический герой и его второе «я», перфекционизм и здравый смысл. Их внутренний диалог достиг «точки кипения».
Хореограф Анна Дельцова:
– Наша команда называется Jack’s Garret. Мы выходцы из уличного танца, которые стали изучать contemporary dance, знакомиться с театром, актерским мастерством и режиссурой. Так мы приобрели свой стиль – синтез street dance’a и современного танца. Поэтому в наших постановках мы используем разные подходы к созданию хореографии и выбору музыки – от классики, джаза до драм-н-бейс и хип-хопа.
Бродский не отпускает
Всё началось с того, что мой муж и соавтор Александр Тронов вдруг открыл для себя записи, где Бродский читает стихи. «Рождество на берегу» – первое стихотворение, которое он взял для своей миниатюры. Потом, через год, я создала хореографию на основе «Не выходи из комнаты». Еще через год мы начали делать дуэт и поняли, что Бродский не отпускает, а эти стихотворения, они начинают «вырисовывать» определенную рамку в движениях, в образах, которая стилистически отличается от того, что мы делали раньше. После чего мы решили, что это всё не случайно – сделали 30-минутную работу, отправили заявку отправили заявку на первую платформу современного танца dansePlatForma#21 Montpellier, где стали лауреатами. Когда нас пригласили стать резидентами «Практики», мы поняли, что хотим сделать полноценный спектакль.
Спор высокого и низкого
Стихотворения никак не связаны тематически – они связаны энергетически и стилистически. Это не выстроенный от первый секунды до последней сценарий, а набор размышлений о постоянной борьбе с самим собой творческого человека, которого многие могут считать гениальным, но внутри которого сидит человечек с синдромом самозванца.
За счет того, что два персонажа очень разные – один метр 85 ростом, другой – метр 60, помимо драмы, возникает комичность в их дуэте. Вообще ребята, Саша и Саша, в одной команде танцуют почти 15 лет – это всегда юмор и контраст образов. Мы нашли за счет этого дополнительный символ – маленький человек внутри большого.
У нас есть противопоставление – лирический герой (высокий Саша Тронов) и второе «я» (низкий Саша Алёхин). Но в целом зритель может сам для себя решить, кто же все-таки главный. Спектакль выстроен так, что нет чёткой подсказки. Есть третий герой – это стул. Кто туда садится, тот сейчас играет главенствующую роль. И каждый хочет, чтобы только он занимал это место – символ стабильности и всего, чем они обладают.
Каскад метафор
Это физический театр и хореография, 50 на 50. Если говорить про наш стиль, то в пример – работы Джеймса Тьерре (одного из наших вдохновителей), где нет конкретного повествования. Например, в его спектакле «Рауль» про одинокого творца, живущего в своем маленьком мире, ты понимаешь, где точка А и где точка Б, а что между – вопрос: ты просто доверяешься герою и следишь за ним, за каскадом метафор. Я думаю, «Наедине с собой» – это все-таки сцены про различные состояния и периоды самокопания. Герой живет в постоянном внутреннем диалоге, который уже перерастает в конфликт, уже проходит точку невозврата. При этом в каких-то сценах – это клоунада, а в каких-то – пластическая драма. Мы из тех творцов, которым важно немножко поманипулировать эмоциями. Хочется, чтобы это был своего рода аттракцион для зрителя.
«Дыры»
Две продавщицы овощей считают выручку и говорят о черных дырах. Эта абсурдистская комедия про узкие рамки быта и космос как предчувствие – то ли катастрофы, то ли освобождения – повод вспомнить Достоевского, который говорил, что черта русского характера – созерцательность, устремленность за пределы Земли.
Режиссер Алексей Мартынов:
– Мы работали над спектаклем в соавторстве с хореографом Александром Шуйским, композитором Евгением Горбуновым, с художником и художником по свету Ильей Пашниным. Соавторство, понятно, есть всегда, но нам хотелось равноправного сотрудничества, чтобы мы не занимались тем, что обслуживали текст. Мы хотели построить нарратив, который позволил бы нам на равных участвовать в зрительском опыте, то есть музыка создает свой нарратив, хореография – свой, свет и сценография – тоже. Иногда они пересекаются друг с другом, создавая причудливые пазлы, а иногда нет. Возможно, это можно назвать неформатным подходом.
«Дыры» мне очень напомнили пьесу Беккета «В ожидании Годо». Тут есть что-то от драматургии абсурда, от комедии дель арте, от фильмов Линча, но это всё взаимосвязанные вещи. Может быть, Лида Голованова попыталась отчасти переосмыслить, а, на самом деле, продолжить, жанр драматургии абсурда, каким он мог быть на 2020 год, когда она писала пьесу.
Выход в космос
Здесь есть части под буквами (A, B, C) и под цифрами (1, 2, 3) – выглядят они как повтор, но, на самом деле, различаются. Не хочется выкладывать все карты, потому что исчезает поле для трактовок. Но, допустим, если в частях под цифрами это рабочий день, женщины считают выручку, то в космических частях под буквами они говорят о космосе, наступает ночь. Героини остаются ровно теми же, кем они были, только их рабочая смена закончилась...
Выручка 2500 – это константа, которая не меняется, но которую героини, кажется, очень хотят изменить. Правда, ничего не выходит. Изо дня в день – одна сумма. 2500 – это, возможно, жизненный тупик или черная дыра, откуда не выбраться.
Как и в пьесе «В ожидании Годо», два персонажа чего-то ждут, они находятся в предвосхищении чего-то, то ли страшного, то ли страшно прекрасного, и потом это с ними случается. Они умерли? Вышли за границы нашей реальности, её повторяемости, цикличности? Или, действительно, вылетели через чёрную дыру и оказались в новом для себя измерении, где уже не 2500 и всё прекрасно?..
Отношения с автором
В структуре пьесы много слоев, но есть, на самом деле, и очень четкая вертикаль: есть две героини и есть некий автор, превосходство автора. Неважно, это Господь Бог, создатель в широком смысле или просто автор пьесы, в которой, собственно, играют артистки. Он как будто всевластный и как будто умнее своих героинь. Он – как опытный ученый, а они – как две подопытные мышки. Если поначалу эти «торговки» даже не подозревают, что есть еще кто-то, кроме них, то впоследствии понимают, что здесь что-то происходит… Эта вертикальная структура размывается и в конце концов совершенно исчезает – появляется горизонталь, горизонтальные отношения. То есть персонажи осознают себя автором.
Многослойность, эклектичность пьесы мы постарались подчеркнуть в нашем решении – и в визуальной среде, и в музыке, где есть «лупы» с разными характеристиками. Они отсылают то ли к поздним советским фантастическим фильмам, то ли к абстрактным наборам звуков. Хотелось создать вневременное, не совсем приземленное пространство, которое только отчасти связано с территорией нашей страны. Две героини находятся не за реальным прилавком с овощами. Это, скорее, два «объекта», которые оказались внутри чёрной дыры.
Созерцательность
У Ильи Кабакова есть замечательная работа – инсталляция «Человек, улетевший в космос», дыра в космос из нашего быта. Эта тема всегда присутствует в жизни (русского человека или не только русского, не берусь судить) – соотношение нашей бытовой реальности и того, на что мы не можем никак повлиять. Мы можем это только созерцать.
«Аскет»
Документальный театр, опера и мистерия – их черты соединяет в себе сценический проект об академике Сахарове. «Аскет», или «Страсти по Андрею», осмысляет трагический архетип человека науки и переплетает факты из жизни физика-ядерщика с евангельскими сюжетами, античной мифологией и историей Джордано Бруно.
Режиссер Юрий Квятковский:
– Команда «Аскета» – это творческое объединение «КПД», куда входят композитор Попов (он руководитель электроакустической студии при консерватории), режиссёр (то есть я) и драматург Дегтярев. КПД – по первым буквам наших фамилий. В нашем творческом союзе мы исследуем потенциал музыкального театра. Почему про фигуру Сахарова говорим в документальной опере?
Когда опера, в большей степени условный жанр, соединяется с безусловными объектами в виде документов, возникает художественный принцип, который нас завораживает. Происходит некая химия. То есть они – документальный и оперный жанр – настолько разные, что в рамках одного произведения друг друга трансформируют – естественно, возникает нечто третье. И для меня оно само по себе мощнее, чем просто опера или записи академика Сахарова.
Звуковой микрокосмос Сахарова
Партитура «Аскета» уникальна тем, что солист, исполнитель роли Сахарова – он перкуссионист. Это достаточно неожиданно. Александр Суворов – музыкант. Но, на самом деле, работает как драматический артист, то есть тот, кто способен предложить публике драму своего персонажа, «партитуру боли» Сахарова. Он существует в рамках предлагаемых обстоятельств и полноценно заходит на территорию драматического искусства. Вопрос – в наборе инструментов. Безусловно, он говорит некий текст, читает ноты, но, кроме голоса, использует игру на разных перкуссионных объектах, специально созданных для этой работы.
Все эти инструменты, в том числе релефоны – из реле советских времен – погружают зрителя в аудиомир главного героя. Если представить, что каждый человек находится в своем звуковом микрокосмосе, то у Сахарова был свой, и мы с помощью электроакустических и механических объектов пытались его воссоздать.
Что касается документальных свидетельств, документов, был большой ресёрч. Дневники и письма, газетные публикации и научные статьи, публичные речи – всё, что только можно себе представить в связи с ученым и правозащитником Сахаровым, анализировалось, то есть мы охватили вполне себе большое наследие.
Подзаголовок «Страсти по Андрею»
Страсти – это каноническая форма музыкального произведения, прежде всего, со своей семичастной структурой, который мы воспользовались. Многие композиторы, включая Баха, писали «страсти», посвященные событиям Страстной недели, страданиям Христа: «Страсти по Матфею», «Страсти по Иоанну»... Тут «Страсти по Андрею». По сюжету это часть испытаний, часть земного пути вполне себе конкретного человека. Но нам интереснее анализировать музыкальную составляющую жанра, потому что она очень своеобразна.
В судьбе Сахарова – достаточно много моментов, сравнимых сюжетно и по масштабу с античной трагедией. По сути, его изобретение – водородная бомба – стало причиной многих испытаний, тяжелых раздумий. Этот аспект взаимоотношений со своим открытием, научным детищем, он максимально трагический. Если просто представить это как отношения с собственным ребенком, который становится антагонистом, будет понятно, причем тут трагедия и почему все действие на сцене присутствует хор.
«Аскет» как спиритический сеанс
Честно говоря, я иначе как к спиритическому сеансу к театральному действию не отношусь. В частности, оперное действие – это в любом случае магия, которая воздействует на человеческое сознание и подразумевает проявление «духа» – неосязаемого, невидимого, но благодаря музыке очень конкретного. Допустим, сидишь напротив человека, вы молча смотрите друг другу в глаза – и возникает что-то третье, мысль какая-то формируется, какая-то энергия генерируется. В любом спектакле возникает «спирит» – то, что мы не видим, но все, безусловно, чувствуем.
Почему память о Сахарове становится неудобной
Опять же, кому неудобной? Память – это же очень личная история, мне кажется, ее нельзя тиражировать и помнить то, что тебе предлагают помнить. Если мы говорим про официальную повестку, я отношусь к ней философски, потому что она меняется. И не могу представить, как Сахаров, лауреат Нобелевской премии мира, может стать фигурой умолчания. Каждый человек сам для себя выстраивает концепцию памяти.
Мне всегда интересен парадокс: он во многом для меня является топливом жизнедеятельности. Получается, с одной стороны, есть герой, который может один противостоять толпе. С другой стороны, кажется, что он сейчас неудобен. Но мы видим, что парадоксальным образом проявляются одиночки, идущие против системы, отстаивающие свои права. То есть наше время не отказывается от людей с альтернативным мнением. Нет, они есть, причем проявляются на разных «полюсах». Может быть, они неудобны, но это их время.
«Мама, я в Москве»Жанр автофикшн, один из самых популярных сейчас в литературе, делает первые шаги на сцене. Актриса один на один с залом говорит о себе, о своих отношениях с Москвой и с Казанью – и делает это со сверхновой искренностью. Тут есть и юмор, и лирика, и ни на что не похожий театральный опыт.
Автор и исполнительница Дина Губайдуллина:– Когда был локдаун, я выкладывала в соцсеть свои рассказы. И после большого поста про детей, которым я преподавала актерское мастерство, мне написал Лёша Золотовицкий. Предложил мои тексты поставить и объединить темой человека из провинции, который приезжает в большой город. Все истории компоновались, докручивались специально для спектакля. Поэтому зазор между мной и лирической героиней, конечно, есть. Но небольшой. Вообще это автофикшн. Поток мыслей – о детстве в Казани и взрослой жизни в Москве.
Один день в мегаполисе
Сначала я очень долго читала вслух, а Лёша слушал, чтобы понять, что звучит трогательно и смешно, а что не очень работает. Было несколько вариантов структуры, и в итоге мы нашли сюжет, все объединяющий, – один день из жизни миллениала. День из жизни девушки, начинающей актрисы. Поэтому есть сцены кастингов в кино, в спектакль, сцены работы с детьми, неудачных свиданий... Это такая «Одиссея», в которой герой пытается найти дом, вернуться домой, но путешествует по мегаполису. А вообще это похоже на сериал «Дрянь» про миллениалку из Лондона.
Москва и «мультики»
Мы отталкивались то того, что моя героиня попадает в Москву, как Алиса – в страну чудес. И «мультики» – персонажи, с которыми я играю – они фантасмагоричные. Но связаны не с Кэрроллом, а с разными жанрами и стилями комиксов. Если в текстах – реальные люди, то в анимации – «монстры», как в «Одиссее», которых Улиссу надо пройти. Один парень выглядит, как печальная лужа, а другой ходит с сердечком вместо головы... Мне очень нравилось, когда Леша с Ашотом, видеохудожником, придумывали вместе решения и тут же вспоминали, на какой комикс это похоже. Я не знаток – и просто говорила: «Ну, наверно…» – но с тех пор погрузилась в жанр.
Москва и проблемы
Поиск себя – это вообще основная тема. Как найти себя в мире, который постоянно меняется, тем более сейчас, тем более в Москве – большом, динамичном и безразличном городе? Как найти того, кто тебе близок? Проблемы с самореализацией, с поиском отношений – всё это подается через личный опыт, через специфический, сугубо субъективный взгляд на вещи. И анимация – она же придумывалась вслед за текстом – тоже говорит, иногда «кричит» и пытается достучаться до людей. Например, когда речь идет о харрасменте или о девочке, которой сложно общаться, – и на весь экран много-много раз выводится фраза «проблемы с социализацией».
Москва и провинция
Есть два времени в спектакле: московское настоящее и прошлое – вспоминания про Татарстан и «мусульманский мир», про разность культур и многонациональную страну. Про «багаж», который я приобрела в Казани, и с которым сейчас живу в Москве. И как это совместить: традиционный бэкграунд – с амбициями, целями и взглядами на жизнь современной девушки?
Москва – это город стремлений, безостановочного движения и скорости. Мне нравится, что здесь всегда можно затеряться. Из-за масштабов, из-за очень большого числа людей никто на тебя особо не обращает внимания – и в этом плане ты чувствуешь себя гораздо свободнее, чем в провинции. Казань – город вроде мусульманский, а вроде и православный, сейчас он очень современный и развитый, но при этом там, скорее, традиционные взгляды на жизнь. Татары и русские вместе существуют – это всё перемешано в одном человеке и в одной стране.
«Наедине с собой»Новые резиденты «Практики» Jack`s Garret соединили физический театр, хореографию и стихи Бродского. Пластическую драму о противоречиях, которые раздваивают сознание, танцует дуэт – лирический герой и его второе «я», перфекционизм и здравый смысл. Их внутренний диалог достиг «точки кипения».
Хореограф Анна Дельцова: – Наша команда называется Jack’s Garret. Мы выходцы из уличного танца, которые стали изучать contemporary dance, знакомиться с театром, актерским мастерством и режиссурой. Так мы приобрели свой стиль – синтез street dance’a и современного танца. Поэтому в наших постановках мы используем разные подходы к созданию хореографии и выбору музыки – от классики, джаза до драм-н-бейс и хип-хопа.
Бродский не отпускает
Всё началось с того, что мой муж и соавтор Александр Тронов вдруг открыл для себя записи, где Бродский читает стихи. «Рождество на берегу» – первое стихотворение, которое он взял для своей миниатюры. Потом, через год, я создала хореографию на основе «Не выходи из комнаты». Еще через год мы начали делать дуэт и поняли, что Бродский не отпускает, а эти стихотворения, они начинают «вырисовывать» определенную рамку в движениях, в образах, которая стилистически отличается от того, что мы делали раньше. После чего мы решили, что это всё не случайно – сделали 30-минутную работу, отправили заявку отправили заявку на первую платформу современного танца dansePlatForma#21 Montpellier, где стали лауреатами. Когда нас пригласили стать резидентами «Практики», мы поняли, что хотим сделать полноценный спектакль.
Спор высокого и низкого
Стихотворения никак не связаны тематически – они связаны энергетически и стилистически. Это не выстроенный от первый секунды до последней сценарий, а набор размышлений о постоянной борьбе с самим собой творческого человека, которого многие могут считать гениальным, но внутри которого сидит человечек с синдромом самозванца.
За счет того, что два персонажа очень разные – один метр 85 ростом, другой – метр 60, помимо драмы, возникает комичность в их дуэте. Вообще ребята, Саша и Саша, в одной команде танцуют почти 15 лет – это всегда юмор и контраст образов. Мы нашли за счет этого дополнительный символ – маленький человек внутри большого.
У нас есть противопоставление – лирический герой (высокий Саша Тронов) и второе «я» (низкий Саша Алёхин). Но в целом зритель может сам для себя решить, кто же все-таки главный. Спектакль выстроен так, что нет чёткой подсказки. Есть третий герой – это стул. Кто туда садится, тот сейчас играет главенствующую роль. И каждый хочет, чтобы только он занимал это место – символ стабильности и всего, чем они обладают.
Каскад метафор
Это физический театр и хореография, 50 на 50. Если говорить про наш стиль, то в пример – работы Джеймса Тьерре (одного из наших вдохновителей), где нет конкретного повествования. Например, в его спектакле «Рауль» про одинокого творца, живущего в своем маленьком мире, ты понимаешь, где точка А и где точка Б, а что между – вопрос: ты просто доверяешься герою и следишь за ним, за каскадом метафор. Я думаю, «Наедине с собой» – это все-таки сцены про различные состояния и периоды самокопания. Герой живет в постоянном внутреннем диалоге, который уже перерастает в конфликт, уже проходит точку невозврата. При этом в каких-то сценах – это клоунада, а в каких-то – пластическая драма. Мы из тех творцов, которым важно немножко поманипулировать эмоциями. Хочется, чтобы это был своего рода аттракцион для зрителя.
«Дыры»Две продавщицы овощей считают выручку и говорят о черных дырах. Эта абсурдистская комедия про узкие рамки быта и космос как предчувствие – то ли катастрофы, то ли освобождения – повод вспомнить Достоевского, который говорил, что черта русского характера – созерцательность, устремленность за пределы Земли.
Режиссер Алексей Мартынов:– Мы работали над спектаклем в соавторстве с хореографом Александром Шуйским, композитором Евгением Горбуновым, с художником и художником по свету Ильей Пашниным. Соавторство, понятно, есть всегда, но нам хотелось равноправного сотрудничества, чтобы мы не занимались тем, что обслуживали текст. Мы хотели построить нарратив, который позволил бы нам на равных участвовать в зрительском опыте, то есть музыка создает свой нарратив, хореография – свой, свет и сценография – тоже. Иногда они пересекаются друг с другом, создавая причудливые пазлы, а иногда нет. Возможно, это можно назвать неформатным подходом.
«Дыры» мне очень напомнили пьесу Беккета «В ожидании Годо». Тут есть что-то от драматургии абсурда, от комедии дель арте, от фильмов Линча, но это всё взаимосвязанные вещи. Может быть, Лида Голованова попыталась отчасти переосмыслить, а, на самом деле, продолжить, жанр драматургии абсурда, каким он мог быть на 2020 год, когда она писала пьесу.
Выход в космос
Здесь есть части под буквами (A, B, C) и под цифрами (1, 2, 3) – выглядят они как повтор, но, на самом деле, различаются. Не хочется выкладывать все карты, потому что исчезает поле для трактовок. Но, допустим, если в частях под цифрами это рабочий день, женщины считают выручку, то в космических частях под буквами они говорят о космосе, наступает ночь. Героини остаются ровно теми же, кем они были, только их рабочая смена закончилась...
Выручка 2500 – это константа, которая не меняется, но которую героини, кажется, очень хотят изменить. Правда, ничего не выходит. Изо дня в день – одна сумма. 2500 – это, возможно, жизненный тупик или черная дыра, откуда не выбраться.
Как и в пьесе «В ожидании Годо», два персонажа чего-то ждут, они находятся в предвосхищении чего-то, то ли страшного, то ли страшно прекрасного, и потом это с ними случается. Они умерли? Вышли за границы нашей реальности, её повторяемости, цикличности? Или, действительно, вылетели через чёрную дыру и оказались в новом для себя измерении, где уже не 2500 и всё прекрасно?..
Отношения с автором
В структуре пьесы много слоев, но есть, на самом деле, и очень четкая вертикаль: есть две героини и есть некий автор, превосходство автора. Неважно, это Господь Бог, создатель в широком смысле или просто автор пьесы, в которой, собственно, играют артистки. Он как будто всевластный и как будто умнее своих героинь. Он – как опытный ученый, а они – как две подопытные мышки. Если поначалу эти «торговки» даже не подозревают, что есть еще кто-то, кроме них, то впоследствии понимают, что здесь что-то происходит… Эта вертикальная структура размывается и в конце концов совершенно исчезает – появляется горизонталь, горизонтальные отношения. То есть персонажи осознают себя автором.
Многослойность, эклектичность пьесы мы постарались подчеркнуть в нашем решении – и в визуальной среде, и в музыке, где есть «лупы» с разными характеристиками. Они отсылают то ли к поздним советским фантастическим фильмам, то ли к абстрактным наборам звуков. Хотелось создать вневременное, не совсем приземленное пространство, которое только отчасти связано с территорией нашей страны. Две героини находятся не за реальным прилавком с овощами. Это, скорее, два «объекта», которые оказались внутри чёрной дыры.
Созерцательность
У Ильи Кабакова есть замечательная работа – инсталляция «Человек, улетевший в космос», дыра в космос из нашего быта. Эта тема всегда присутствует в жизни (русского человека или не только русского, не берусь судить) – соотношение нашей бытовой реальности и того, на что мы не можем никак повлиять. Мы можем это только созерцать.
«Аскет»Документальный театр, опера и мистерия – их черты соединяет в себе сценический проект об академике Сахарове. «Аскет», или «Страсти по Андрею», осмысляет трагический архетип человека науки и переплетает факты из жизни физика-ядерщика с евангельскими сюжетами, античной мифологией и историей Джордано Бруно.
Режиссер Юрий Квятковский:– Команда «Аскета» – это творческое объединение «КПД», куда входят композитор Попов (он руководитель электроакустической студии при консерватории), режиссёр (то есть я) и драматург Дегтярев. КПД – по первым буквам наших фамилий. В нашем творческом союзе мы исследуем потенциал музыкального театра. Почему про фигуру Сахарова говорим в документальной опере?
Когда опера, в большей степени условный жанр, соединяется с безусловными объектами в виде документов, возникает художественный принцип, который нас завораживает. Происходит некая химия. То есть они – документальный и оперный жанр – настолько разные, что в рамках одного произведения друг друга трансформируют – естественно, возникает нечто третье. И для меня оно само по себе мощнее, чем просто опера или записи академика Сахарова.
Звуковой микрокосмос Сахарова
Партитура «Аскета» уникальна тем, что солист, исполнитель роли Сахарова – он перкуссионист. Это достаточно неожиданно. Александр Суворов – музыкант. Но, на самом деле, работает как драматический артист, то есть тот, кто способен предложить публике драму своего персонажа, «партитуру боли» Сахарова. Он существует в рамках предлагаемых обстоятельств и полноценно заходит на территорию драматического искусства. Вопрос – в наборе инструментов. Безусловно, он говорит некий текст, читает ноты, но, кроме голоса, использует игру на разных перкуссионных объектах, специально созданных для этой работы.
Все эти инструменты, в том числе релефоны – из реле советских времен – погружают зрителя в аудиомир главного героя. Если представить, что каждый человек находится в своем звуковом микрокосмосе, то у Сахарова был свой, и мы с помощью электроакустических и механических объектов пытались его воссоздать.
Что касается документальных свидетельств, документов, был большой ресёрч. Дневники и письма, газетные публикации и научные статьи, публичные речи – всё, что только можно себе представить в связи с ученым и правозащитником Сахаровым, анализировалось, то есть мы охватили вполне себе большое наследие.
Подзаголовок «Страсти по Андрею»
Страсти – это каноническая форма музыкального произведения, прежде всего, со своей семичастной структурой, который мы воспользовались. Многие композиторы, включая Баха, писали «страсти», посвященные событиям Страстной недели, страданиям Христа: «Страсти по Матфею», «Страсти по Иоанну»... Тут «Страсти по Андрею». По сюжету это часть испытаний, часть земного пути вполне себе конкретного человека. Но нам интереснее анализировать музыкальную составляющую жанра, потому что она очень своеобразна.
В судьбе Сахарова – достаточно много моментов, сравнимых сюжетно и по масштабу с античной трагедией. По сути, его изобретение – водородная бомба – стало причиной многих испытаний, тяжелых раздумий. Этот аспект взаимоотношений со своим открытием, научным детищем, он максимально трагический. Если просто представить это как отношения с собственным ребенком, который становится антагонистом, будет понятно, причем тут трагедия и почему все действие на сцене присутствует хор.
«Аскет» как спиритический сеанс
Честно говоря, я иначе как к спиритическому сеансу к театральному действию не отношусь. В частности, оперное действие – это в любом случае магия, которая воздействует на человеческое сознание и подразумевает проявление «духа» – неосязаемого, невидимого, но благодаря музыке очень конкретного. Допустим, сидишь напротив человека, вы молча смотрите друг другу в глаза – и возникает что-то третье, мысль какая-то формируется, какая-то энергия генерируется. В любом спектакле возникает «спирит» – то, что мы не видим, но все, безусловно, чувствуем.
Почему память о Сахарове становится неудобной
Опять же, кому неудобной? Память – это же очень личная история, мне кажется, ее нельзя тиражировать и помнить то, что тебе предлагают помнить. Если мы говорим про официальную повестку, я отношусь к ней философски, потому что она меняется. И не могу представить, как Сахаров, лауреат Нобелевской премии мира, может стать фигурой умолчания. Каждый человек сам для себя выстраивает концепцию памяти.
Мне всегда интересен парадокс: он во многом для меня является топливом жизнедеятельности. Получается, с одной стороны, есть герой, который может один противостоять толпе. С другой стороны, кажется, что он сейчас неудобен. Но мы видим, что парадоксальным образом проявляются одиночки, идущие против системы, отстаивающие свои права. То есть наше время не отказывается от людей с альтернативным мнением. Нет, они есть, причем проявляются на разных «полюсах». Может быть, они неудобны, но это их время.
