Тайваньский театр «Облачные врата»/Cloud Gate «азиатского Форсайта» Лин Хвай-Мина приезжает в Россию, кажется, в пятый раз в рамках Чеховского фестиваля. Тем интереснее было увидеть в афише еще один театр из Тайбея, «Ледженд Лин Данс Тиэтр»/Legend Lin Dance Theatre со спектаклем «Песни задумчивого созерцания» в постановке Лин Ли Чен.
Спектакли находятся в интереснейшей дискуссии и показывают два магистральных направления танцевального искусства. Лин Ли Чен преподносит зрителю фольклор как дорогой подарок в современной оправе. Лин Хвай-Мин талантливо и эффектно помещает национальные танцевальные традиции в контекст глобального искусства. Подтверждений тому множество, из последних тот факт, что в 2013 году Лин Хвай-Мин вслед за Мартой Грэхем, Мерсом Каннингемом, Элвином Эйли, Пиной Бауш, Полом Тейлором, Уильямом Форсайтом, Тришей Браун, Охадом Нахарином, Билл Ти Джонсом получит награду «За жизненные достижения» американского фестиваля танца (ADF). В официальном сообщении фестиваля говорится: «Талант этого хореографа раздвигает границы и преобразует художественные формы. Он один из наиболее динамичных и новаторских хореографов сегодняшнего дня».
А лучшие новации рождаются из синтеза глубокого понимания традиций и интереса к окружающему миру, что показывают спектакли и Хвай-Мина, и Лин Ли Чен.
Лин Ли Чен, казалось бы, только аранжирует аутентичный китайский танцевальный фольклор для современной сцены. Но «Песни задумчивого созерцания» поражают работой с состоянием танцовщика и, соответственно, длиной эмоциональной волны, захватывающей зал. Ритуальный театр Лин Ли Чен просто и эффектно оформлен Тимом Йипом, художником «оскаровского» фильма «Крадущийся тигр, невидимый дракон» - но Голливуда здесь гомеопатическая доза и она на службе у вечного. Важно, что на сцене живые инструменты – несколько барабанов, диджериду. Осанка и характер движений музыкантов не дают нам усомниться в их вере в то священнодействие, в котором участвуют. За сценой певица, сложная многоярусность тяжелого наряда (а ведь она поет за сценой) доказывает и ее глубокую подключенность к происходящему. Она ведет сложную, то монотонную, то камлающую, но ни на секунду не отпускающую кантилену древнего мощного звука, втягивающего и всасывающего в картинку. Лин Ли Чен работала в этом спектакле с ритуалами племен мяо и донг. У народа мяо юга Китая сохранились архаические верования, обычаи и танцы: в ритуалах используются барабаны, тыква-горлянка и бамбуковые и тростниковые трубки. В спектакле тыква стала хранилищем черной гальки, дорожка из которой указывала путь в зрительный зал.
Донги живут в провинции Гуйчжоу, одном из наиболее изолированных экономически и географически районов Китая. Будучи охотниками, донги научились выживать в трудных условиях и возделывать землю в горах, за что их называют «горными скульпторами». В честь ежедневного подвига донгов танцовщики театра Лин Ли Чен красивы как скульптУры , таких совершенных по пропорциям и атлетической подготовке тел, в которых совершенно отсутствует эгоистическое самолюбование, может, и не доводилось встречать. Первая часть посвящена молитвам силам природы и любовному дуэту, во второй части спектакля представлена игра-битва охотников с длинными палками, длинное цветное перо в наголовнике полагается только альфа-самцам, вступающим в наиболее агрессивную схватку. Мужская группа великолепно работает в моментальной смене статики и экспрессии. Статика полная, до остановки дыхания, замирания, как на охоте в засаде, а экспрессия драки с пеной у рта , рычанием для устрашения соперника: с первых рядов зрительного зала видна сконцентрированность и серьезная психоэмоциональная работа.
Набеленные девушки в черном с кровавой подводкой кто под одним, а кто под обоими глазами шли медленно, с сильной опорой на землю, чуть согнув корпус, опустив руки к земле. Веера из перьев павлина в руках танцовщиц были сложены как символ множества возможностей и потенций, которыми обладает человек и чья задача распорядиться ими во благо. Духовная наполненность каждого шажка не позволяла им идти бессмысленно или расхлябанно. Если каждый шаг по земле будет ответственен, планета просуществует дольше – теме личной ответственности перед природой и посвящен цикл спектаклей Лин Ли Чен, в котором «Песни задумчивого созерцания» стали финальной точкой. Важно упомянуть, что Лин Ли Чен – женщина, сумевшая на пике карьеры полностью посвятить себя семье, а потом вернуться в профессию так успешно, что в 2002 году канал Arte включил ее в короткий список выдающихся хореографов. Лин Ли Чен вернулась в профессию в тревоге за будущее традиционной племенной культуры, интерес к которой падал, а спрос на западные культурные формы стремительно нарастал. Она сумела сделать племенной танец сценическим, выразительным, актуальным, не прибавив к нему ни грана популистской развлекательности. Разработка постановки поз в ее случае порождает сильнейшее сценическое присутствие артистов. Ли Чен показывает, как хорош древний танец сам по себе, как актуален его дух, тогда никто не посмеет назвать его восстановление исторической реконструкцией. Ритуальным театром всегда интересовались великие театральные режиссеры (Ариана Мнушкин, Питер Брук, Анатолий Васильев), Лин Ли Чен создала, кажется, идеальный ритуальный танцевальный театр.
«Девять песен» Лин Хвай-Мина опираются на одноименный стихотворный цикл, написанный 2300 лет назад китайским поэтом Цюй Юанем. Шаманы в масках, исполняющие роли Богов и Богинь, разыгрывают обряды под музыку Индии, Тибета, Явы, Японии, тайваньских племен цзоу и пуюма. К аутентичной музыке примешивается электронная музыка, на танцовщиках телесного цвета купальники – это указывает на то, что хореограф включен в глобальный контекст искусства. Одновременное присутствие в мизансцене шаманов в ярких масках на золоченых ходулях и массы танцовщиков, «слепленных» и перемещающихся по сцене как ртутная капля, тоже говорит о том, что Хвай-Мин – хореограф-полиглот, соединяющий мощь ритуального танца с мощью танца модерн, которому подвластны языки прошлого и настоящего. Задача Хвай Мина – не сфокусировать внимание на аутентике, а показать, что национальный танец – живой язык, один из многих ныне употребимых. Но, пожалуй, первая часть «Девяти песен» без знакомства с древней системой представлений и ощущений не работала сама по себе – жестовый код танцовщиков был суетлив, нервен, и не было уверенности, что такая художественная задача поставлена хореографом и музыкой, тантрической, молитвенной, тяжелой «Сангва Дупа» из альбома Tibetan Buddhism: Tantras of Gyuto. Акробатическая легкость словно подчеркивала легковесность современного человека, только делающего вид, что понимает традиционную культуру и взаимодействует с ней. Разыгрывание сценок с шаманами подчеркнуло театральность в ее легком обозначении: ритуальные моменты были похожи на тонкую пародию на многочисленные аутентичные шоу, катаемые по миру во множестве, пародию высокого класса.
Кульминационной сценой второго акта «Девяти песен» стал эпизод «Памяти павших», в котором на выкликание имен танцовщик в черных трико падали один за другим, оплакивая тех, кто пожертвовал своей жизнью ради других в древнем Китае и современном Тайване. Второй акт в целом «Облачные врата» провели великолепно, телесный код был технически безупречно точен, эмоционально и духовно наполнен. Поскольку весь спектакль «Девять песен» составлен из молитв «Дань Богу Солнца», «Дань Богам Судьбы»…, финальная молитва получилась самой истовой и была безусловно услышана в том числе богом зрителей. Строго говоря, Лин Ли Чен идет путем инкультурации, концентрируясь при всех современных аффектах на древнем ритуальном театре, Лин Хвай Мин идет путем аккультурации, инкорпорируя ритуал и древние символы в современную культуру, и оба, как ни странно, развивают актуальный танцевальный язык, отдавая дань теням прошлого. При разнице методик внутренняя мелодия у Хвай-Мина и Лин Ли Чен одна – про родину и любовь. Сквозным танцем у Лин Ли Чен (дуэт) и Лин Хвай-Мина (дуэт) была девушка-птица с тонко дрожащими кистями- крылышками. И если у Лин Ли Чен в экстазе любовной схватки ее душа выживала, то у Хвай-Мина (соло) в агонии ритуального круга уже нет.
Спектакли находятся в интереснейшей дискуссии и показывают два магистральных направления танцевального искусства. Лин Ли Чен преподносит зрителю фольклор как дорогой подарок в современной оправе. Лин Хвай-Мин талантливо и эффектно помещает национальные танцевальные традиции в контекст глобального искусства. Подтверждений тому множество, из последних тот факт, что в 2013 году Лин Хвай-Мин вслед за Мартой Грэхем, Мерсом Каннингемом, Элвином Эйли, Пиной Бауш, Полом Тейлором, Уильямом Форсайтом, Тришей Браун, Охадом Нахарином, Билл Ти Джонсом получит награду «За жизненные достижения» американского фестиваля танца (ADF). В официальном сообщении фестиваля говорится: «Талант этого хореографа раздвигает границы и преобразует художественные формы. Он один из наиболее динамичных и новаторских хореографов сегодняшнего дня».
А лучшие новации рождаются из синтеза глубокого понимания традиций и интереса к окружающему миру, что показывают спектакли и Хвай-Мина, и Лин Ли Чен.
Лин Ли Чен, казалось бы, только аранжирует аутентичный китайский танцевальный фольклор для современной сцены. Но «Песни задумчивого созерцания» поражают работой с состоянием танцовщика и, соответственно, длиной эмоциональной волны, захватывающей зал. Ритуальный театр Лин Ли Чен просто и эффектно оформлен Тимом Йипом, художником «оскаровского» фильма «Крадущийся тигр, невидимый дракон» - но Голливуда здесь гомеопатическая доза и она на службе у вечного. Важно, что на сцене живые инструменты – несколько барабанов, диджериду. Осанка и характер движений музыкантов не дают нам усомниться в их вере в то священнодействие, в котором участвуют. За сценой певица, сложная многоярусность тяжелого наряда (а ведь она поет за сценой) доказывает и ее глубокую подключенность к происходящему. Она ведет сложную, то монотонную, то камлающую, но ни на секунду не отпускающую кантилену древнего мощного звука, втягивающего и всасывающего в картинку. Лин Ли Чен работала в этом спектакле с ритуалами племен мяо и донг. У народа мяо юга Китая сохранились архаические верования, обычаи и танцы: в ритуалах используются барабаны, тыква-горлянка и бамбуковые и тростниковые трубки. В спектакле тыква стала хранилищем черной гальки, дорожка из которой указывала путь в зрительный зал.
Донги живут в провинции Гуйчжоу, одном из наиболее изолированных экономически и географически районов Китая. Будучи охотниками, донги научились выживать в трудных условиях и возделывать землю в горах, за что их называют «горными скульпторами». В честь ежедневного подвига донгов танцовщики театра Лин Ли Чен красивы как скульптУры , таких совершенных по пропорциям и атлетической подготовке тел, в которых совершенно отсутствует эгоистическое самолюбование, может, и не доводилось встречать. Первая часть посвящена молитвам силам природы и любовному дуэту, во второй части спектакля представлена игра-битва охотников с длинными палками, длинное цветное перо в наголовнике полагается только альфа-самцам, вступающим в наиболее агрессивную схватку. Мужская группа великолепно работает в моментальной смене статики и экспрессии. Статика полная, до остановки дыхания, замирания, как на охоте в засаде, а экспрессия драки с пеной у рта , рычанием для устрашения соперника: с первых рядов зрительного зала видна сконцентрированность и серьезная психоэмоциональная работа.Набеленные девушки в черном с кровавой подводкой кто под одним, а кто под обоими глазами шли медленно, с сильной опорой на землю, чуть согнув корпус, опустив руки к земле. Веера из перьев павлина в руках танцовщиц были сложены как символ множества возможностей и потенций, которыми обладает человек и чья задача распорядиться ими во благо. Духовная наполненность каждого шажка не позволяла им идти бессмысленно или расхлябанно. Если каждый шаг по земле будет ответственен, планета просуществует дольше – теме личной ответственности перед природой и посвящен цикл спектаклей Лин Ли Чен, в котором «Песни задумчивого созерцания» стали финальной точкой. Важно упомянуть, что Лин Ли Чен – женщина, сумевшая на пике карьеры полностью посвятить себя семье, а потом вернуться в профессию так успешно, что в 2002 году канал Arte включил ее в короткий список выдающихся хореографов. Лин Ли Чен вернулась в профессию в тревоге за будущее традиционной племенной культуры, интерес к которой падал, а спрос на западные культурные формы стремительно нарастал. Она сумела сделать племенной танец сценическим, выразительным, актуальным, не прибавив к нему ни грана популистской развлекательности. Разработка постановки поз в ее случае порождает сильнейшее сценическое присутствие артистов. Ли Чен показывает, как хорош древний танец сам по себе, как актуален его дух, тогда никто не посмеет назвать его восстановление исторической реконструкцией. Ритуальным театром всегда интересовались великие театральные режиссеры (Ариана Мнушкин, Питер Брук, Анатолий Васильев), Лин Ли Чен создала, кажется, идеальный ритуальный танцевальный театр.
«Девять песен» Лин Хвай-Мина опираются на одноименный стихотворный цикл, написанный 2300 лет назад китайским поэтом Цюй Юанем. Шаманы в масках, исполняющие роли Богов и Богинь, разыгрывают обряды под музыку Индии, Тибета, Явы, Японии, тайваньских племен цзоу и пуюма. К аутентичной музыке примешивается электронная музыка, на танцовщиках телесного цвета купальники – это указывает на то, что хореограф включен в глобальный контекст искусства. Одновременное присутствие в мизансцене шаманов в ярких масках на золоченых ходулях и массы танцовщиков, «слепленных» и перемещающихся по сцене как ртутная капля, тоже говорит о том, что Хвай-Мин – хореограф-полиглот, соединяющий мощь ритуального танца с мощью танца модерн, которому подвластны языки прошлого и настоящего. Задача Хвай Мина – не сфокусировать внимание на аутентике, а показать, что национальный танец – живой язык, один из многих ныне употребимых. Но, пожалуй, первая часть «Девяти песен» без знакомства с древней системой представлений и ощущений не работала сама по себе – жестовый код танцовщиков был суетлив, нервен, и не было уверенности, что такая художественная задача поставлена хореографом и музыкой, тантрической, молитвенной, тяжелой «Сангва Дупа» из альбома Tibetan Buddhism: Tantras of Gyuto. Акробатическая легкость словно подчеркивала легковесность современного человека, только делающего вид, что понимает традиционную культуру и взаимодействует с ней. Разыгрывание сценок с шаманами подчеркнуло театральность в ее легком обозначении: ритуальные моменты были похожи на тонкую пародию на многочисленные аутентичные шоу, катаемые по миру во множестве, пародию высокого класса. Кульминационной сценой второго акта «Девяти песен» стал эпизод «Памяти павших», в котором на выкликание имен танцовщик в черных трико падали один за другим, оплакивая тех, кто пожертвовал своей жизнью ради других в древнем Китае и современном Тайване. Второй акт в целом «Облачные врата» провели великолепно, телесный код был технически безупречно точен, эмоционально и духовно наполнен. Поскольку весь спектакль «Девять песен» составлен из молитв «Дань Богу Солнца», «Дань Богам Судьбы»…, финальная молитва получилась самой истовой и была безусловно услышана в том числе богом зрителей. Строго говоря, Лин Ли Чен идет путем инкультурации, концентрируясь при всех современных аффектах на древнем ритуальном театре, Лин Хвай Мин идет путем аккультурации, инкорпорируя ритуал и древние символы в современную культуру, и оба, как ни странно, развивают актуальный танцевальный язык, отдавая дань теням прошлого. При разнице методик внутренняя мелодия у Хвай-Мина и Лин Ли Чен одна – про родину и любовь. Сквозным танцем у Лин Ли Чен (дуэт) и Лин Хвай-Мина (дуэт) была девушка-птица с тонко дрожащими кистями- крылышками. И если у Лин Ли Чен в экстазе любовной схватки ее душа выживала, то у Хвай-Мина (соло) в агонии ритуального круга уже нет.
