Практически одновременно в РАМТе и в Губернском театре появились постановки, воскрешающие быт и атмосферу застойных 1970 – 1980-х годов. Сергей Безруков выпустил спектакль-караоке по повести Василия Шукшина «Энергичные люди» (отметив в премьерном интервью, что давнюю идею подстегнул и актуализировал 90-летний юбилей писателя). Владимир Мирзоев в РАМТе поставил раннюю пьесу Михаила Угарова «Оборванец» (премьера была сыграна в годовщину смерти драматурга).
К Атлантиде советского быта отечественный театр начал обращаться, когда все еще было живо, – и в памяти, и в быту. Когда обломки прежней роскоши – коврики с лебедями, «гэдээровские» серванты, холодильники «Морозко» еще стояли по квартирам зрителей. Советские реалии гротесково подмигивали в «Лесе» Кирилла Серебренникова и накрывали ностальгией в «Дяде Ване» Михаила Бычкова. Театр расставался с прошлым практически по Шекспиру: «Одним смеясь, другим кручинясь оком».
Интерьер эпохи застоя
В фойе Губернского театра выстроена анфилада интерьеров – гостиные и спальни, кухни и ванные комнаты, узнаваемые старшими посетителями и с интересом изучаемые детьми поколения Z. Можно посидеть на диванах. Фотографироваться на фоне развешенных мужских семейных трусов, сохнущих над плитой на бельевой веревке. Выудить из кастрюльки свежесваренные пельмени и даже опрокинуть стопку водки. Ушедший «культурный слой» среднестатистической советской квартиры здесь воспроизведен с дотошностью археологов.
И тот же быт советской квартиры, но уже в ее «богатом» изводе воспроизведен на большой сцене театра. Сервировочный столик, забитый бутылками шампанского, вина, коньяка. Холодильники, из которых свешиваются колбасы и выпадают баночки икры. Интерьер здесь – одно из главных действующих лиц.
Персонажи появляются в эстрадном прикиде: в брюках-клеш и разноцветных рубашках. Брутальный Аристарх (Сергей Вершинин) и его стилизованные компаньоны – Курносый (Сергей Куницкий), Брюхатый (Александр Тютин), Лысый (Михаил Шилов), Чернявый (Дмитрий Карташов), Человек с простым лицом (Олег Курлов), – откровенно стилизуются под бременских музыкантов. Этакий Трубадур с Ослом, Собакой, Петухом и конечно, с тягой к странствиям.
Сюжетная коллизия повести Шукшина сейчас, действительно, кажется в исторической перспективе весьма условной. Жена хочет написать прокурору о муже и его товарищах, которые занимаются перепродажей разнообразного дефицита. Умение продать втридорога – одно из главных рыночных умений, поэтому зал скорее сочувствует перепуганным мужикам (баба, вставшая на тропу войны с мужским полом – нашего времени случай). И уж, – точно в жанре постановки-караоке, – готов «подпеть» их страданиям.

Хиты 70-х здесь практически не смолкают. Песни из мультфильмов и культовых фильмов, песни АББА, Boney M, Демиса Руссоса, «Бесаме мучо» и «Шизгара». Мопассан мог сбежать от пошлости Эйфелевой башни, но куда сбежать от музыки твоего детства, которая пульсирует в твоих венах? Господи, я ведь наизусть помню эти строчки…
Радостному единению сцены и зала помешает прибытие в финале серьезных людей в полицейской форме. А потом на экране мы можем видеть, как героев одного за другим пакуют в «воронок», а мент (он же режиссер Сергей Безруков) дает отмашку увезти арестованных.
В экзистенциальном болоте
Белой комнате РАМТа Владимир Мирзоев воспроизвел не столько фактуру советского быта, сколько атмосферу эпохи безвременья. Отсутствие воздуха, перспективы и надежд.
Красавица-Она (Мария Турова) влюбляется в оборванца Лешу (Александр Доронин) и начинает изменять своему деловому и преуспевающему мужу (Андрей Сипин). Влюбленная в ее мужа Наташа (Диана Морозова) жадно следит за разворачивающимся романом, непонятно на что надеясь. Сосед Колечка (Алексей Мишаков), давно брошенный женой, заходит повздыхать над чужими страстями. А Бабушка Тихоновна (бесподобная Наталья Рязанова) разворачивает гигантскую панораму измен, страстей, разрывов и альянсов сотканных из обрывков чужих судеб.
Белые кирпичные стены, банки, бутылки, стаканы, намертво прикрученные к столешнице, – шаг за шагом растет ощущение дома-тюрьмы, жизни-тюрьмы, судьбы-тюрьмы. Даже свободная тяга друг к другу мужчины и женщины не дает ни выхода, ни радости. Наоборот, сильные чувства оказываются слишком чрезмерными для измельчавших homo soveticus.
Подпольные советские люди, шпионят друг за другом и за самими собой. Поминают Толстого и Окуджаву, но про первого помнят, что это «злой старик», а про второго просто спрашивают: кто это? Актеры РАМТа играют с точным чувством исторической эпохи и стиля автора. И режиссер-философ Владимир Мирзоев медленно, неспешно разворачивает бытовую нескладуху в портрет эпохи, которая не хочет окончательно уйти.
Одним из лейтмотивов «Оборванца» становится простая мысль, что ничего не проходит («так в грядущем прошлое длится – страшный праздник мертвой листвы»). Советское подполье продолжает жить в нас, продолжает тлеть.
Может, именно поэтому театры снова и снова выстраивают на своих сценах ушедшие интерьеры, и все пытаются попрощаться с прошлым, которое держит нас сухой и мертвой рукой непохороненного дедушки Ленина.
К Атлантиде советского быта отечественный театр начал обращаться, когда все еще было живо, – и в памяти, и в быту. Когда обломки прежней роскоши – коврики с лебедями, «гэдээровские» серванты, холодильники «Морозко» еще стояли по квартирам зрителей. Советские реалии гротесково подмигивали в «Лесе» Кирилла Серебренникова и накрывали ностальгией в «Дяде Ване» Михаила Бычкова. Театр расставался с прошлым практически по Шекспиру: «Одним смеясь, другим кручинясь оком».
Интерьер эпохи застоя
В фойе Губернского театра выстроена анфилада интерьеров – гостиные и спальни, кухни и ванные комнаты, узнаваемые старшими посетителями и с интересом изучаемые детьми поколения Z. Можно посидеть на диванах. Фотографироваться на фоне развешенных мужских семейных трусов, сохнущих над плитой на бельевой веревке. Выудить из кастрюльки свежесваренные пельмени и даже опрокинуть стопку водки. Ушедший «культурный слой» среднестатистической советской квартиры здесь воспроизведен с дотошностью археологов.

Персонажи появляются в эстрадном прикиде: в брюках-клеш и разноцветных рубашках. Брутальный Аристарх (Сергей Вершинин) и его стилизованные компаньоны – Курносый (Сергей Куницкий), Брюхатый (Александр Тютин), Лысый (Михаил Шилов), Чернявый (Дмитрий Карташов), Человек с простым лицом (Олег Курлов), – откровенно стилизуются под бременских музыкантов. Этакий Трубадур с Ослом, Собакой, Петухом и конечно, с тягой к странствиям.
Сюжетная коллизия повести Шукшина сейчас, действительно, кажется в исторической перспективе весьма условной. Жена хочет написать прокурору о муже и его товарищах, которые занимаются перепродажей разнообразного дефицита. Умение продать втридорога – одно из главных рыночных умений, поэтому зал скорее сочувствует перепуганным мужикам (баба, вставшая на тропу войны с мужским полом – нашего времени случай). И уж, – точно в жанре постановки-караоке, – готов «подпеть» их страданиям.

Хиты 70-х здесь практически не смолкают. Песни из мультфильмов и культовых фильмов, песни АББА, Boney M, Демиса Руссоса, «Бесаме мучо» и «Шизгара». Мопассан мог сбежать от пошлости Эйфелевой башни, но куда сбежать от музыки твоего детства, которая пульсирует в твоих венах? Господи, я ведь наизусть помню эти строчки…
Радостному единению сцены и зала помешает прибытие в финале серьезных людей в полицейской форме. А потом на экране мы можем видеть, как героев одного за другим пакуют в «воронок», а мент (он же режиссер Сергей Безруков) дает отмашку увезти арестованных.
В экзистенциальном болоте
Белой комнате РАМТа Владимир Мирзоев воспроизвел не столько фактуру советского быта, сколько атмосферу эпохи безвременья. Отсутствие воздуха, перспективы и надежд.

Белые кирпичные стены, банки, бутылки, стаканы, намертво прикрученные к столешнице, – шаг за шагом растет ощущение дома-тюрьмы, жизни-тюрьмы, судьбы-тюрьмы. Даже свободная тяга друг к другу мужчины и женщины не дает ни выхода, ни радости. Наоборот, сильные чувства оказываются слишком чрезмерными для измельчавших homo soveticus.

Одним из лейтмотивов «Оборванца» становится простая мысль, что ничего не проходит («так в грядущем прошлое длится – страшный праздник мертвой листвы»). Советское подполье продолжает жить в нас, продолжает тлеть.
Может, именно поэтому театры снова и снова выстраивают на своих сценах ушедшие интерьеры, и все пытаются попрощаться с прошлым, которое держит нас сухой и мертвой рукой непохороненного дедушки Ленина.
Подписывайтесь на официальный
в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.