Журнал «Театрал» выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов, рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей». Предыдущими героями публикаций были Александр Ширвиндт, Вера Васильева, Римас Туминас, Ольга Прокофьева, Евгений Писарев, Светлана Немоляева, Евгения Симонова, Марк Захаров, Анна Терехова, Юрий Стоянов, Людмила Чурсина, Сергей Юрский, Нина Архипова, Максим Никулин, Виктор Сухоруков, Людмила Иванова. Cегодня мы открываем серию материалов к приближающемуся юбилею актера театра и кино, худрука «Сатирикона» Константина Райкина, и публикуем монолог о маме его сестры, заслуженной артистки РСФСР Екатерины Райкиной.
Мама родилась на Украине в городе Ромны в 1915 году 18 января в семье врача Марка Львовича Иоффе. Мать ее, Екатерина Романовна Бродская, умерла в 36 лет, оставив мужу трех девочек. Старшей было четырнадцать, младшей год, а Ромочке пять. Вскоре по совету своей тещи, известной в Ромнах акушерки, он женился на подруге жены — Рахили Моисеевне Руттенберг («Как ты будешь растить трех девочек, ты должен жениться на Рахили», — сказала теща), которая родила ему еще двух девочек и мальчика.
Ромочка очень полюбила мачеху и всегда называла ее мамой (Рахиль Моисеевна была организатором и директором Ленинградского дома для трудновоспитуемых и беспризорных детей и, будучи умной, властной и доброй, она вывела в жизнь многих и многих несчастных детей).
Ромочка росла веселой, пытливой и умной девочкой. Много читала, рисовала, писала стихи, помогала растить младших в семье. Любила театр. Окончив школу, решила поступать в Ленинградский театральный институт, но родители сочли профессию актрисы недостаточно серьезной.
Дочь настаивала. Тогда Рахиль Моисеевна послала ее в Москву — к Марии Федоровне Андреевой, актрисе МХАТа, с которой был близко знаком ее брат Петр Руттенберг — с просьбой прослушать девушку на предмет поступления в театр. Стройная смуглянка, большеглазая, обаятельная и темпераментная, Ромочка понравилась Марии Федоровне. Но родители решили, что сначала надо приобрести более солидную профессию, и Рома в 1933 году оканчивает полиграфический техникум (издательское отделение) и в этом же году поступает в Ленинградский театральный институт, где и знакомится со студентом выпускного курса Аркадием Райкиным.
С тех пор они не расставались.
Мама обладала той яркой, притягательной красотой, какой награждает природа только очень одаренных людей. Все думали, что у нее черные глаза — они казались такими, поскольку были обрамлены черными ресницами, черными бровями «домиком» и черными волосами, а на самом деле они были зелеными — яркими, живыми, светящимися умом и добротой.
Человек энциклопедических знаний, она всегда готова была дать ответ на наши детские, а потом и взрослые вопросы. А еще она в любую свободную минуту читала. Чаще это были ночные и предутренние часы.
— Мамочка, уже пять утра, когда же ты будешь спать?
— Да, да, еще страничка, и все.
Она была прекрасная актриса, которая могла бы украсить своей индивидуальностью труппу любого драматического театра. С низким, от природы поставленным голосом, с очень точными выразительными интонациями, редкого сценического и человеческого обаяния.
Располнев в 35 лет после рождения сына, она не ушла со сцены — поменяла амплуа и ничуть в этом не потеряла. Она сама писала себе монологи (а иногда и папе), находя животрепещущие темы. Разные характеры, профессии, акценты, говоры — все это было ей подвластно. Занимая свое почетно-скромное место в «театре одного актера», она была по праву его (театра) стержнем в этическом и вкусовом смысле. Все кто ее знал, все уважали и любили ее.
А какая она была рассказчица! За нашим круглым столом, часто превращаемом в овальный, собирались друзья, родные, коллеги, и как она блистательно вела стол. Сколько смешных, трагических и трогательных историй слышали мы от нее. Папа всегда отдавал ей в это время пальму первенства, явно гордясь, радуясь ее застольному успеху. А потом... потом многие из этих рассказов легли на бумагу и стали уже литературой.
Она была внимательной и нежной дочерью, сестрой, матерью и бабушкой. Она писала письма подругам, родителям, сестрам, детям, внуку. Умные, добрые, они учили нас быть внимательными, уметь видеть и не переставать удивляться окружающему миру, жалеть и любить людей.
Если бы не ее повседневные заботы о папе, который всегда был очень больным человеком, не тревоги о родителях, о детях, не каждодневное выступление на сцене — в труппе Ленинградского театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина, она бы оставила нам помимо очаровательных рассказов, очерков и повести о детстве, биографию своего великого мужа. Она начала ее. Исподволь, с далекой родни, с деда, родителей, с детства. И в 1975 году в возрасте шестидесяти лет чуть не умерла. Обширный глубокий инсульт головного мозга. Пятнадцать лет после этого ей было подарено Владимиром Львовичем Кассилем, который буквально на руках отвез ее в свое отделение реанимации Боткинской больницы.
Она жила. Мужественно переносила свой страшный недуг. Была абсолютно адекватна. Реагировала на шутки, смеялась от радости. Плакала, смотря телевизор, читая книгу. Радовалась приходу гостей, печалилась расставанием. Папа был бесконечно к ней внимателен, терпелив, ласков, помогал ей за столом, шутил и старался ее веселить. Мы ее очень любили и продлевали жизнь, как могли.
А сколько она успела сделать добрых дел за свою недолгую (или же долгую?) сознательную жизнь. Она была связующей нитью, звеном между папой и миром: секретарь, не отходящий от телефона часами, как «коза на веревочке», по ее выражению. Она отвечала на вопросы, давала интервью за папу, писала за него статьи, писала множество писем, которые приходили мешками на адрес Ленинградского театра эстрады или просто: «Ленинград. Аркадию Райкину» или «Москва. Аркадию Райкину». И письма доходили до адресата. Она записывала просьбы, старалась их исполнить и исполняла. У нее был блокнот, куда на каждый спектакль записывалось 5—7 пар (бронь Райкина). Иногда людей было больше — нельзя было отказать — приезжие, иностранцы, VIP-персоны, и тогда администратор «стоял на ушах», чтобы рассадить всю эту толпу.
Все родные, вся наша дружная большая семья Иоффе—Райкиных держалась на маме. Всем она помогала, чем могла: словом, делом, деньгами, вещами, подарками. Все это было от души, от сердца. От сердца, которое надо было лечить, но времени на себя не хватало. По большому счету, она посвятила свою жизнь, свои многочисленные таланты единственному обожаемому мужу. Она много ему дала в интеллектуальном смысле. Она воспитала его вкус. Она ограждала его от ошибок, от необдуманных поступков. Она облагораживала его просто своим присутствием. Она огранила этот алмаз, превратив его в бриллиант чистой воды. И он это знал, ценил, любил и уважала ее — свою жену — мать его детей, актрису, друга, прекрасного, доброго и талантливого Человека.
...Мамы не стало 30 ноября 1989 года, через два года после смерти папы. Мы осиротели.
Мама родилась на Украине в городе Ромны в 1915 году 18 января в семье врача Марка Львовича Иоффе. Мать ее, Екатерина Романовна Бродская, умерла в 36 лет, оставив мужу трех девочек. Старшей было четырнадцать, младшей год, а Ромочке пять. Вскоре по совету своей тещи, известной в Ромнах акушерки, он женился на подруге жены — Рахили Моисеевне Руттенберг («Как ты будешь растить трех девочек, ты должен жениться на Рахили», — сказала теща), которая родила ему еще двух девочек и мальчика.Ромочка очень полюбила мачеху и всегда называла ее мамой (Рахиль Моисеевна была организатором и директором Ленинградского дома для трудновоспитуемых и беспризорных детей и, будучи умной, властной и доброй, она вывела в жизнь многих и многих несчастных детей).
Ромочка росла веселой, пытливой и умной девочкой. Много читала, рисовала, писала стихи, помогала растить младших в семье. Любила театр. Окончив школу, решила поступать в Ленинградский театральный институт, но родители сочли профессию актрисы недостаточно серьезной.
Дочь настаивала. Тогда Рахиль Моисеевна послала ее в Москву — к Марии Федоровне Андреевой, актрисе МХАТа, с которой был близко знаком ее брат Петр Руттенберг — с просьбой прослушать девушку на предмет поступления в театр. Стройная смуглянка, большеглазая, обаятельная и темпераментная, Ромочка понравилась Марии Федоровне. Но родители решили, что сначала надо приобрести более солидную профессию, и Рома в 1933 году оканчивает полиграфический техникум (издательское отделение) и в этом же году поступает в Ленинградский театральный институт, где и знакомится со студентом выпускного курса Аркадием Райкиным.С тех пор они не расставались.
Мама обладала той яркой, притягательной красотой, какой награждает природа только очень одаренных людей. Все думали, что у нее черные глаза — они казались такими, поскольку были обрамлены черными ресницами, черными бровями «домиком» и черными волосами, а на самом деле они были зелеными — яркими, живыми, светящимися умом и добротой.
Человек энциклопедических знаний, она всегда готова была дать ответ на наши детские, а потом и взрослые вопросы. А еще она в любую свободную минуту читала. Чаще это были ночные и предутренние часы.— Мамочка, уже пять утра, когда же ты будешь спать?
— Да, да, еще страничка, и все.
Она была прекрасная актриса, которая могла бы украсить своей индивидуальностью труппу любого драматического театра. С низким, от природы поставленным голосом, с очень точными выразительными интонациями, редкого сценического и человеческого обаяния.
Располнев в 35 лет после рождения сына, она не ушла со сцены — поменяла амплуа и ничуть в этом не потеряла. Она сама писала себе монологи (а иногда и папе), находя животрепещущие темы. Разные характеры, профессии, акценты, говоры — все это было ей подвластно. Занимая свое почетно-скромное место в «театре одного актера», она была по праву его (театра) стержнем в этическом и вкусовом смысле. Все кто ее знал, все уважали и любили ее.А какая она была рассказчица! За нашим круглым столом, часто превращаемом в овальный, собирались друзья, родные, коллеги, и как она блистательно вела стол. Сколько смешных, трагических и трогательных историй слышали мы от нее. Папа всегда отдавал ей в это время пальму первенства, явно гордясь, радуясь ее застольному успеху. А потом... потом многие из этих рассказов легли на бумагу и стали уже литературой.
Она была внимательной и нежной дочерью, сестрой, матерью и бабушкой. Она писала письма подругам, родителям, сестрам, детям, внуку. Умные, добрые, они учили нас быть внимательными, уметь видеть и не переставать удивляться окружающему миру, жалеть и любить людей.
Если бы не ее повседневные заботы о папе, который всегда был очень больным человеком, не тревоги о родителях, о детях, не каждодневное выступление на сцене — в труппе Ленинградского театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина, она бы оставила нам помимо очаровательных рассказов, очерков и повести о детстве, биографию своего великого мужа. Она начала ее. Исподволь, с далекой родни, с деда, родителей, с детства. И в 1975 году в возрасте шестидесяти лет чуть не умерла. Обширный глубокий инсульт головного мозга. Пятнадцать лет после этого ей было подарено Владимиром Львовичем Кассилем, который буквально на руках отвез ее в свое отделение реанимации Боткинской больницы.Она жила. Мужественно переносила свой страшный недуг. Была абсолютно адекватна. Реагировала на шутки, смеялась от радости. Плакала, смотря телевизор, читая книгу. Радовалась приходу гостей, печалилась расставанием. Папа был бесконечно к ней внимателен, терпелив, ласков, помогал ей за столом, шутил и старался ее веселить. Мы ее очень любили и продлевали жизнь, как могли.
А сколько она успела сделать добрых дел за свою недолгую (или же долгую?) сознательную жизнь. Она была связующей нитью, звеном между папой и миром: секретарь, не отходящий от телефона часами, как «коза на веревочке», по ее выражению. Она отвечала на вопросы, давала интервью за папу, писала за него статьи, писала множество писем, которые приходили мешками на адрес Ленинградского театра эстрады или просто: «Ленинград. Аркадию Райкину» или «Москва. Аркадию Райкину». И письма доходили до адресата. Она записывала просьбы, старалась их исполнить и исполняла. У нее был блокнот, куда на каждый спектакль записывалось 5—7 пар (бронь Райкина). Иногда людей было больше — нельзя было отказать — приезжие, иностранцы, VIP-персоны, и тогда администратор «стоял на ушах», чтобы рассадить всю эту толпу. Все родные, вся наша дружная большая семья Иоффе—Райкиных держалась на маме. Всем она помогала, чем могла: словом, делом, деньгами, вещами, подарками. Все это было от души, от сердца. От сердца, которое надо было лечить, но времени на себя не хватало. По большому счету, она посвятила свою жизнь, свои многочисленные таланты единственному обожаемому мужу. Она много ему дала в интеллектуальном смысле. Она воспитала его вкус. Она ограждала его от ошибок, от необдуманных поступков. Она облагораживала его просто своим присутствием. Она огранила этот алмаз, превратив его в бриллиант чистой воды. И он это знал, ценил, любил и уважала ее — свою жену — мать его детей, актрису, друга, прекрасного, доброго и талантливого Человека. ...Мамы не стало 30 ноября 1989 года, через два года после смерти папы. Мы осиротели.
