Главный режиссер РАМТа Егор Перегудов, приглашенный своим учителем Сергеем Женовачом поработать по соседству в Камергерском переулке, выбрал для постановки знаковую для Художественного театра пьесу Тургенева. Когда-то в ней блистал сам Станиславский, демонстрируя первые плоды своего знаменитого метода, а также модный художник Добужинский, представивший на сцене увядающую красоту русской усадьбы. В новом спектакле МХТ тоже в глаза бросается прежде всего сценография – вернее, её отсутствие в привычном смысле слове.
Говорят, на премьере «Месяца в деревне» в 1909 году публика начала аплодировать сразу при поднятии занавеса – роскошным изысканным интерьерам мирискусника Мстислава Добужинского (кстати, этому спектаклю Музей МХТ посвятил отдельный онлайн-проект на своем сайте). Сегодня по залу тоже проносится дружное «ах», когда занавес с чайкой распахивается, и на зрителей веет холодным туманом и запахом сена, устилающим все огромные подмостки. Потом будет еще много запахов: молока, спелых ягод и вина (можно проводить актуальный тест на потерю обоняния). А также звуков природы: то лягушки заквакают, то птицы запоют прямо во время дождя... Это своеобразный «привет» звукописи, которой увлекался и сам Станиславский на заре Художественного театра. А Чехов в ответ на это обещал написать пьесу с ремаркой: «действие происходит в стране, где нет ни комаров, ни сверчков, ни других насекомых, мешающих людям разговаривать».
Но все же деревню здесь понимают скорее как пространство метафизическое, без бытовых подробностей, изб, самоваров и т.д. Скорее как место дауншифтинга, куда доктор Шпигельский (ироничный и точный Павел Ворожцов) отправляет замотанных, морально нездоровых городских жителей немного успокоить нервы. Можно сказать, отправляет в самоизоляцию: в деревню, в глушь, в Саратов. Но во время этого вынужденного карантина завсегдатаи буржуазных салонов ощущают себя не в своей тарелке. Почувствовать гармонию бытия и слиться в экстазе с матерью природой у них не получается, несмотря на прописанные доктором дыхательные упражнения.
Во-первых, в деревне все время льет дождь – количество выпадающих на сцену МХТ осадков явно превышает месячную норму. Но благодаря художнику Владимиру Арефьеву и художнику по свету Дамиру Исмагилову выглядят они максимально разнообразно и живописно: то как тончайшая водяная пыль, то как настоящий звездопад крупных искрящихся капель. Любоваться этими чудесами сценической техники можно бесконечно. Но приходится посочувствовать актерам – те почти четыре часа играют мокрыми до нитки.
В деревне герои меняют пышные юбки и пиджаки на грубые плащи и резиновые сапоги, в общем, опрощаются и заземляются как могут. Но достичь такой же простоты и естественности чувств им никак не удается. Наталья Петровна (Наталья Рогожкина) постоянно находится в раздраженном состоянии женщины, которая привыкла контролировать, подмечать и анализировать все свои эмоции: боязнь старости, зависть и ревность к чужой свежести, молодости и наивности, стремление понравиться и даже влюбленность (в наше время она наверняка регулярно посещала бы психотерапевта). Несчастная истязает себя рефлексией, не в силах отдаться с головой нахлынувшей страсти, и мучает переменами настроения окружающих мужчин: добряка-мужа (Александр Усов), старого воздыхателя Ракитина (Эдуард Чемазов) и самого виновника переполоха – неопытного студента Беляева (Кузьма Котрелев).
Наталья Петровна еще пытается рисоваться и держать лицо, но выход в свет при полной амуниции оборачивается курьезом, когда в решительный момент любовники путаются в ее многочисленных юбках, шнуровках и бантиках, кувыркаясь в сене. Наряды от кутюр тут явно не к месту. Зато простая служанка Катя (Маруся Пестунова) в своем лаконичном мини – ходячий секс и соблазн: угощает ли она Беляева малиной, нанизывая ягоды на тонкие пальчики, или молоком, выливая потом весь бидон на себя. Но для гнилых интеллектуалов, испорченных цивилизацией, в которых режиссер явно видит своих современников, эта естественная, природная чувственность недоступна. Комичный сосед Большинцов (Александр Семчев) сразу признается, что он с женщинами «не того-с». Шпигельский делает брачное предложение компаньонке Лизавете Богдановне (Анастасия Скорик) по-деловому, без малейшего проблеска эмоций. Даже у Верочки (Надежда Колеганова) её первое, еще не вызревшее чувство оказывается отравлено и смято грубым психологическим вторжением Натальи Петровны.
Русская сцена знала немало прекрасных воплощений «Месяца в деревне», который современники считали несценичным: хрестоматийная нежно-акварельная постановка Анатолия Эфроса с Ольгой Яковлевой, кружевной уютный спектакль самого Сергея Женовача в Мастерской Фоменко с восхитительной Галиной Тюниной, из последних – трагическая история разбитой судьбы у Юрия Бутусова в Театре Ленсовета и наэлектризованная страстью любовная драма у Евгения Марчелли в Ярославле. Егор Перегудов решил придерживаться авторского определения пьесы как комедии, работая с актерами на контрасте с меланхолично-туманной обстановкой места действия. Его герои, действительно, комичны: неловкие, нескладные, не в ладу с собой и с миром, они особенно нелепо смотрятся здесь – на лоне природы, так сказать. Говорят о прекрасной погоде, когда идет дождь, устраивают пикник, вымокая насквозь, неловко машут граблями и вилами и вязнут в этом несчастном сене, как в своих невысказанных, запретных желаниях.
В общем, Пушкин вполне мог бы адресовать им свою эпиграмму:
«Нет ни в чем вам благодати;
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы некстати
И умны вы невпопад».
Говорят, на премьере «Месяца в деревне» в 1909 году публика начала аплодировать сразу при поднятии занавеса – роскошным изысканным интерьерам мирискусника Мстислава Добужинского (кстати, этому спектаклю Музей МХТ посвятил отдельный онлайн-проект на своем сайте). Сегодня по залу тоже проносится дружное «ах», когда занавес с чайкой распахивается, и на зрителей веет холодным туманом и запахом сена, устилающим все огромные подмостки. Потом будет еще много запахов: молока, спелых ягод и вина (можно проводить актуальный тест на потерю обоняния). А также звуков природы: то лягушки заквакают, то птицы запоют прямо во время дождя... Это своеобразный «привет» звукописи, которой увлекался и сам Станиславский на заре Художественного театра. А Чехов в ответ на это обещал написать пьесу с ремаркой: «действие происходит в стране, где нет ни комаров, ни сверчков, ни других насекомых, мешающих людям разговаривать».Но все же деревню здесь понимают скорее как пространство метафизическое, без бытовых подробностей, изб, самоваров и т.д. Скорее как место дауншифтинга, куда доктор Шпигельский (ироничный и точный Павел Ворожцов) отправляет замотанных, морально нездоровых городских жителей немного успокоить нервы. Можно сказать, отправляет в самоизоляцию: в деревню, в глушь, в Саратов. Но во время этого вынужденного карантина завсегдатаи буржуазных салонов ощущают себя не в своей тарелке. Почувствовать гармонию бытия и слиться в экстазе с матерью природой у них не получается, несмотря на прописанные доктором дыхательные упражнения. Во-первых, в деревне все время льет дождь – количество выпадающих на сцену МХТ осадков явно превышает месячную норму. Но благодаря художнику Владимиру Арефьеву и художнику по свету Дамиру Исмагилову выглядят они максимально разнообразно и живописно: то как тончайшая водяная пыль, то как настоящий звездопад крупных искрящихся капель. Любоваться этими чудесами сценической техники можно бесконечно. Но приходится посочувствовать актерам – те почти четыре часа играют мокрыми до нитки.
Дождь, видимо, символизирует стихию, которая смывает с людей все наносное, маски приличия и благовоспитанности, и обнажает их истинные желания. Но не все так просто.
В деревне герои меняют пышные юбки и пиджаки на грубые плащи и резиновые сапоги, в общем, опрощаются и заземляются как могут. Но достичь такой же простоты и естественности чувств им никак не удается. Наталья Петровна (Наталья Рогожкина) постоянно находится в раздраженном состоянии женщины, которая привыкла контролировать, подмечать и анализировать все свои эмоции: боязнь старости, зависть и ревность к чужой свежести, молодости и наивности, стремление понравиться и даже влюбленность (в наше время она наверняка регулярно посещала бы психотерапевта). Несчастная истязает себя рефлексией, не в силах отдаться с головой нахлынувшей страсти, и мучает переменами настроения окружающих мужчин: добряка-мужа (Александр Усов), старого воздыхателя Ракитина (Эдуард Чемазов) и самого виновника переполоха – неопытного студента Беляева (Кузьма Котрелев). Наталья Петровна еще пытается рисоваться и держать лицо, но выход в свет при полной амуниции оборачивается курьезом, когда в решительный момент любовники путаются в ее многочисленных юбках, шнуровках и бантиках, кувыркаясь в сене. Наряды от кутюр тут явно не к месту. Зато простая служанка Катя (Маруся Пестунова) в своем лаконичном мини – ходячий секс и соблазн: угощает ли она Беляева малиной, нанизывая ягоды на тонкие пальчики, или молоком, выливая потом весь бидон на себя. Но для гнилых интеллектуалов, испорченных цивилизацией, в которых режиссер явно видит своих современников, эта естественная, природная чувственность недоступна. Комичный сосед Большинцов (Александр Семчев) сразу признается, что он с женщинами «не того-с». Шпигельский делает брачное предложение компаньонке Лизавете Богдановне (Анастасия Скорик) по-деловому, без малейшего проблеска эмоций. Даже у Верочки (Надежда Колеганова) её первое, еще не вызревшее чувство оказывается отравлено и смято грубым психологическим вторжением Натальи Петровны. Русская сцена знала немало прекрасных воплощений «Месяца в деревне», который современники считали несценичным: хрестоматийная нежно-акварельная постановка Анатолия Эфроса с Ольгой Яковлевой, кружевной уютный спектакль самого Сергея Женовача в Мастерской Фоменко с восхитительной Галиной Тюниной, из последних – трагическая история разбитой судьбы у Юрия Бутусова в Театре Ленсовета и наэлектризованная страстью любовная драма у Евгения Марчелли в Ярославле. Егор Перегудов решил придерживаться авторского определения пьесы как комедии, работая с актерами на контрасте с меланхолично-туманной обстановкой места действия. Его герои, действительно, комичны: неловкие, нескладные, не в ладу с собой и с миром, они особенно нелепо смотрятся здесь – на лоне природы, так сказать. Говорят о прекрасной погоде, когда идет дождь, устраивают пикник, вымокая насквозь, неловко машут граблями и вилами и вязнут в этом несчастном сене, как в своих невысказанных, запретных желаниях. В общем, Пушкин вполне мог бы адресовать им свою эпиграмму:«Нет ни в чем вам благодати;
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы некстати
И умны вы невпопад».
