Режиссер Павел Сафонов 21 и 22 декабря представляет свой спектакль по пьесе Николая Эрдмана – человека с очень непростой судьбой. Его драматургия была, с одной стороны, под запретом в советский период, а с другой - его сравнивали с самим Гоголем. Накануне премьеры режиссёр рассказал «Театралу» о близости эстетик Вахтангова и Эрдмана, созвучии извечных вопросов и конфликтов, в которых пребывали герои пьесы в начале ХХ века, и их актуальности в наши дни.
- Биографии многих драматургов и писателей неразрывно связаны с ныне легендарными театрами. Какую роль сыграл Николай Эрдман в становлении Театра Вахтангова?
- Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но если бы судьбы Вахтангова и Эрдмана сложились не столь трагично, то, вполне вероятно, эти люди были бы очень дружны, а пьесы последнего вышли бы в театре. Николай Робертович написал интермедии к спектаклям Вахтанговского театра «Лев Гурыч Синичкин», «Два веронца», «Мадемуазель Нитуш» и даже в начале 1930-х годов новый злободневный текст маскам в спектакле «Принцесса Турандот» самого Вахтангова. Он стоял у истоков зарождения Театра на Таганке, его очень высоко ценил вахтанговец Юрий Петрович Любимов. В 70-е годы Любимов вместе с коллективом пытался добиться снятия запрета на постановку пьесы «Самоубийца», но, увы, не вышло.
По складу поэтического мышления, по чувству и остроте юмора, по фантасмагоричности пьесы Николая Эрдмана близки эстетике Театра Вахтангова. Евгений Богратионович проповедовал фантастический реализм, и это понятие как нельзя лучше подходит к «Самоубийце». Пьеса насыщена человеческой болью, нереализованностью, какой-то одинокостью души человека в социуме. При этом вокруг главного героя возникает абсолютный цирк жизни. Некая гипербола, как у Гоголя.
Кроме того, эта пьеса – серьёзный вызов для артистов. В ней есть гротеск, ирония, фарс и, в то же время, психологизм. Кажется, что кирпичи нужно складывать в определённую корзину, и вдруг выясняется, что это заблуждение. Ты перетаскиваешь их в другую, но и это оказывается ошибкой. Фокус же в том, чтобы жонглировать этими кирпичиками. Быть лёгким в очень напряжённом темпоритме.
- Пьесы Эрдмана при его жизни в СССР были под запретом. В 1969 году он печально признавался: «Вот я совершенно забыт, и моя жизнь как драматурга давно кончилась…». Вы видите свою задачу в том, чтобы вернуть работы драматурга в актуальное театральное пространство?
- На днях собирал ребёнка в детский сад, включил мультфильм «12 месяцев». И вдруг увидел фамилии авторов сценария: Самуил Маршак и Николай Эрдман. Он же написал сценарии ко многим прекрасным фильмам, но, реализоваться по всей видимости мечтал именно в театре, чего ему в силу конфликта с властью не удалось. У талантливых людей всегда очень сложная судьба.
Не знаю, насколько сможем вернуть эту фамилию в широкие массы поклонников театра, но то, что мы сейчас с артистами получаем колоссальное удовольствие от репетицией, и от того, как сегодня может пронзительно и современно прозвучать пьеса Эрдмана, уже дорогого стоит. Главный герой «Самоубийцы» Подсекальников мучается вопросом: есть ли загробная жизнь или нет. Если представить, что она всё же существует, то, наверное, Эрдман с интересом посмотрит оттуда нашу работу.
Мы трепетно отнеслись к материалу, очень немного сократили, ничего от себя не добавляли. У каждой пьесы есть свой градус. И когда актёры его достигают, то зритель начинает слышать пульс пьесы и автора. Надеюсь, нам удалось приблизиться к выполнению этой задачи.
- Кстати, Вас, как режиссёра не пугает судьба пьесы? Её пытались поставить Станиславский и Мейерхольд, но она попала под запрет, и на долгие десятилетия была забыта. Лишь в 90-х годах «Самоубийцу» поставил Валентин Плучек, после – Юрий Любимов, но, насколько можно судить по воспоминания очевидцев, спектакли эти не стали яркими событиями.
- Поверьте, для режиссёра нет лёгких пьес. Всё вначале страшно, загадочно, но и маняще. Когда я делал в Театре Вахтангова свой второй спектакль, и мы с Людмилой Максаковой выбрали «Чайку» Чехова, то на меня только ленивый не шикал и не махал руками. Мол, ты с ума сошёл: в Вахтанговском и «Чайку»? Или, например, «Утиная охота» Вампилова у многих не получалась, а у нас, как мне кажется, вышел неплохой спектакль. Всегда азартно делать то, что тебя вдруг тронуло. Мы сейчас на находимся на предпремьерном драйве, но ещё не было зрителя, который своей реакций и покажет, насколько эта пьеса может сегодня прозвучать.
- Режиссёров часто спрашивают об актуальности текста. Выбирая материал к постановкам, вы оцениваете его через такие критерии? Как, вообще, Вы понимаете, что да, это я хочу ставить?
- Трудно осознать, в какой именно момент у тебя ёкает сердце. Это похоже на зарождение любови. Ты встречаешься со знакомой девушкой, вы изредка обедаете, беседуете, но ты не замечаешь её, как женщину, и вдруг с удивлением обнаруживаешь, что она классная! Ты сам не понимаешь, что происходит, но хочешь видеть её чаще, пытаешься узнать её лучше. Всё – завертелось. А, бывает, химия происходит с первого взгляда.
С драматургией и литературой у режиссёра точно так же. Если говорить про «Самоубийцу», то я прочитал пьесу ещё во время пандемии. Потом мы с Римасом Туминасом начали обсуждать материал. Ещё – царствие небесное - был жив Фаустас Латенас, ему тоже идея нравилась, и мы разрабатывали её втроём. Однако случился локдаун, все планы полетели, но мысль поставить эту пьесу уже сидела внутри и вызревала.
Сейчас, как мне кажется, ситуация конфликта индивидуума и окружающего мира с его хаосом и безумием разрослась в разы. Человек начинает терять себя, повторять чужие слова, подключаться к различным процессам и событиям, ещё не успев понять, зачем ему это надо и, вообще, его ли это. Как тут сохранить себя? Эти обстоятельства только прибавили интереса к «Самоубийце».
Я, безусловно, соотношу себя в этой пьесе с главным героем. Его героизм заключался не в том, что он хотел застрелиться из-за целей других, а в том, что, наоборот, выбрал жизнь, пришёл к тому, что нужно найти свой путь. Каждому, грубо говоря, нужно найти свою трубу и дудеть в неё, а не подключаться к общему оркестру. И если бы каждый человек нашёл своё место в этой жизни, то, возможно, в мире было бы больше гармонии.
- Вы обращали внимание на то, что эта пьеса в том числе о внутренней свободе человека. Каждый трактует это понятие по-своему. Например, Римас Туминас говорил о том, что для него свобода заключается в ограничениях. В чём она заключается для вас?
- (Задумывается) Не терять детское ощущение жизни. Именно в детстве человеку присуща чистота восприятия событий, и в этом смысле он цельный.
С годами начинаются всякие навороты - карьера, семья, столкновение с социумом. Активно подключаются мозги, случаются неудачи, появляются мозоли и шрамы. Свобода – это ещё и умение не предавать то, что ты любишь. Надо доверять своей природе, своему я. Это очень сложно, но когда ты слышишь себя в хоре голосов, то, мне кажется, становишься сильнее, гармоничнее и свободнее.
- Почему выбрали на роль Подсекальникова Юрия Цокурова?
- Может возникнуть прямая ассоциация с тем, что он играет на всех инструментах, в том числе, как и главный герой «Самоубийцы» на трубе, но важнее оказалось другое, и я рад, что не ошибся в выборе. В актёрской и человеческой природе Юры есть детская восторженность и детская трагичность. Он с одной стороны как будто бы не защищён от этого мира, с другой в чём-то по-своему уверенный, нелепый, светлый и какой-то очень буквальный. Эти его неповторимые качества органично подходят к нашей истории.
Я очень рад, что бросился с Юрой в это плавание. Он выполняет самые сложные задачи, очень работоспособен, восприимчив. И со мной идёт на контакт, и себя в этом не теряет. Надеюсь, что у него выйдет прекрасная работа. Собственно, как и у других замечательных артистов, занятых в спектакле. Олег Макаров буквально печёнкой чувствует Эрдмана. Прекрасно попадают Вася Симонов, Катя Крамзина, Ася Домская и другие. Состав у нас замечательный. Думаю, зрители получат много удовольствия и увидят этих артистов с новой стороны.
- Биографии многих драматургов и писателей неразрывно связаны с ныне легендарными театрами. Какую роль сыграл Николай Эрдман в становлении Театра Вахтангова?
- Конечно, история не знает сослагательного наклонения, но если бы судьбы Вахтангова и Эрдмана сложились не столь трагично, то, вполне вероятно, эти люди были бы очень дружны, а пьесы последнего вышли бы в театре. Николай Робертович написал интермедии к спектаклям Вахтанговского театра «Лев Гурыч Синичкин», «Два веронца», «Мадемуазель Нитуш» и даже в начале 1930-х годов новый злободневный текст маскам в спектакле «Принцесса Турандот» самого Вахтангова. Он стоял у истоков зарождения Театра на Таганке, его очень высоко ценил вахтанговец Юрий Петрович Любимов. В 70-е годы Любимов вместе с коллективом пытался добиться снятия запрета на постановку пьесы «Самоубийца», но, увы, не вышло.
По складу поэтического мышления, по чувству и остроте юмора, по фантасмагоричности пьесы Николая Эрдмана близки эстетике Театра Вахтангова. Евгений Богратионович проповедовал фантастический реализм, и это понятие как нельзя лучше подходит к «Самоубийце». Пьеса насыщена человеческой болью, нереализованностью, какой-то одинокостью души человека в социуме. При этом вокруг главного героя возникает абсолютный цирк жизни. Некая гипербола, как у Гоголя.
Кроме того, эта пьеса – серьёзный вызов для артистов. В ней есть гротеск, ирония, фарс и, в то же время, психологизм. Кажется, что кирпичи нужно складывать в определённую корзину, и вдруг выясняется, что это заблуждение. Ты перетаскиваешь их в другую, но и это оказывается ошибкой. Фокус же в том, чтобы жонглировать этими кирпичиками. Быть лёгким в очень напряжённом темпоритме.
- Пьесы Эрдмана при его жизни в СССР были под запретом. В 1969 году он печально признавался: «Вот я совершенно забыт, и моя жизнь как драматурга давно кончилась…». Вы видите свою задачу в том, чтобы вернуть работы драматурга в актуальное театральное пространство?
- На днях собирал ребёнка в детский сад, включил мультфильм «12 месяцев». И вдруг увидел фамилии авторов сценария: Самуил Маршак и Николай Эрдман. Он же написал сценарии ко многим прекрасным фильмам, но, реализоваться по всей видимости мечтал именно в театре, чего ему в силу конфликта с властью не удалось. У талантливых людей всегда очень сложная судьба.
Не знаю, насколько сможем вернуть эту фамилию в широкие массы поклонников театра, но то, что мы сейчас с артистами получаем колоссальное удовольствие от репетицией, и от того, как сегодня может пронзительно и современно прозвучать пьеса Эрдмана, уже дорогого стоит. Главный герой «Самоубийцы» Подсекальников мучается вопросом: есть ли загробная жизнь или нет. Если представить, что она всё же существует, то, наверное, Эрдман с интересом посмотрит оттуда нашу работу.
Мы трепетно отнеслись к материалу, очень немного сократили, ничего от себя не добавляли. У каждой пьесы есть свой градус. И когда актёры его достигают, то зритель начинает слышать пульс пьесы и автора. Надеюсь, нам удалось приблизиться к выполнению этой задачи.
- Кстати, Вас, как режиссёра не пугает судьба пьесы? Её пытались поставить Станиславский и Мейерхольд, но она попала под запрет, и на долгие десятилетия была забыта. Лишь в 90-х годах «Самоубийцу» поставил Валентин Плучек, после – Юрий Любимов, но, насколько можно судить по воспоминания очевидцев, спектакли эти не стали яркими событиями.
- Поверьте, для режиссёра нет лёгких пьес. Всё вначале страшно, загадочно, но и маняще. Когда я делал в Театре Вахтангова свой второй спектакль, и мы с Людмилой Максаковой выбрали «Чайку» Чехова, то на меня только ленивый не шикал и не махал руками. Мол, ты с ума сошёл: в Вахтанговском и «Чайку»? Или, например, «Утиная охота» Вампилова у многих не получалась, а у нас, как мне кажется, вышел неплохой спектакль. Всегда азартно делать то, что тебя вдруг тронуло. Мы сейчас на находимся на предпремьерном драйве, но ещё не было зрителя, который своей реакций и покажет, насколько эта пьеса может сегодня прозвучать.
- Режиссёров часто спрашивают об актуальности текста. Выбирая материал к постановкам, вы оцениваете его через такие критерии? Как, вообще, Вы понимаете, что да, это я хочу ставить?
- Трудно осознать, в какой именно момент у тебя ёкает сердце. Это похоже на зарождение любови. Ты встречаешься со знакомой девушкой, вы изредка обедаете, беседуете, но ты не замечаешь её, как женщину, и вдруг с удивлением обнаруживаешь, что она классная! Ты сам не понимаешь, что происходит, но хочешь видеть её чаще, пытаешься узнать её лучше. Всё – завертелось. А, бывает, химия происходит с первого взгляда.
С драматургией и литературой у режиссёра точно так же. Если говорить про «Самоубийцу», то я прочитал пьесу ещё во время пандемии. Потом мы с Римасом Туминасом начали обсуждать материал. Ещё – царствие небесное - был жив Фаустас Латенас, ему тоже идея нравилась, и мы разрабатывали её втроём. Однако случился локдаун, все планы полетели, но мысль поставить эту пьесу уже сидела внутри и вызревала.
Сейчас, как мне кажется, ситуация конфликта индивидуума и окружающего мира с его хаосом и безумием разрослась в разы. Человек начинает терять себя, повторять чужие слова, подключаться к различным процессам и событиям, ещё не успев понять, зачем ему это надо и, вообще, его ли это. Как тут сохранить себя? Эти обстоятельства только прибавили интереса к «Самоубийце».
Я, безусловно, соотношу себя в этой пьесе с главным героем. Его героизм заключался не в том, что он хотел застрелиться из-за целей других, а в том, что, наоборот, выбрал жизнь, пришёл к тому, что нужно найти свой путь. Каждому, грубо говоря, нужно найти свою трубу и дудеть в неё, а не подключаться к общему оркестру. И если бы каждый человек нашёл своё место в этой жизни, то, возможно, в мире было бы больше гармонии.
- Вы обращали внимание на то, что эта пьеса в том числе о внутренней свободе человека. Каждый трактует это понятие по-своему. Например, Римас Туминас говорил о том, что для него свобода заключается в ограничениях. В чём она заключается для вас?
- (Задумывается) Не терять детское ощущение жизни. Именно в детстве человеку присуща чистота восприятия событий, и в этом смысле он цельный.
С годами начинаются всякие навороты - карьера, семья, столкновение с социумом. Активно подключаются мозги, случаются неудачи, появляются мозоли и шрамы. Свобода – это ещё и умение не предавать то, что ты любишь. Надо доверять своей природе, своему я. Это очень сложно, но когда ты слышишь себя в хоре голосов, то, мне кажется, становишься сильнее, гармоничнее и свободнее.
- Почему выбрали на роль Подсекальникова Юрия Цокурова?
- Может возникнуть прямая ассоциация с тем, что он играет на всех инструментах, в том числе, как и главный герой «Самоубийцы» на трубе, но важнее оказалось другое, и я рад, что не ошибся в выборе. В актёрской и человеческой природе Юры есть детская восторженность и детская трагичность. Он с одной стороны как будто бы не защищён от этого мира, с другой в чём-то по-своему уверенный, нелепый, светлый и какой-то очень буквальный. Эти его неповторимые качества органично подходят к нашей истории.
Я очень рад, что бросился с Юрой в это плавание. Он выполняет самые сложные задачи, очень работоспособен, восприимчив. И со мной идёт на контакт, и себя в этом не теряет. Надеюсь, что у него выйдет прекрасная работа. Собственно, как и у других замечательных артистов, занятых в спектакле. Олег Макаров буквально печёнкой чувствует Эрдмана. Прекрасно попадают Вася Симонов, Катя Крамзина, Ася Домская и другие. Состав у нас замечательный. Думаю, зрители получат много удовольствия и увидят этих артистов с новой стороны.
