По странному стечению обстоятельств, театр Римаса Туминаса долгое время объезжал нас стороной. Ситуацию изменили недавние гастроли – Москва увидела пять спектаклей Малого театра Вильнюса.
Любое свидание воочию после стольких лет почти сплошь заочного знакомства всегда чревато разочарованием. Тонкого, тактичного, очень актерского режиссера Туминаса действительно есть в чем упрекнуть. Например, в слишком затянутом на наш московский вкус ритме (все спектакли – по три с лишним часа), в излишестве находок, да в чем угодно, кроме главного – имея великолепную труппу и мировую известность, он ни в одном спектакле ни одной секунды не чувствует себя мэтром. Кто-то даже упрекнул его в отсутствии режиссерского почерка – слишком разными оказались пять спектаклей Малого театра. Но дело, мне кажется, не в отсутствии почерка, а в поиске нового сценического языка, с которого режиссер начинает каждый свой следующий спектакль.
Неблагородное это дело – сравнивать Туминаса и Някрошюса. И все же одно сравнение напрашивается. Някрошюс – мыслитель, философ, он говорит о глобальных вещах. Туминас на глобальное не замахивается, в самых серьезных сценах предпочитает отшучиваться, а всяческой мистике и метафизике придумывает конкретные и весьма приземленные объяснения. «Да Бог с ней, с философией, давайте лучше чай пить», – словно говорит он нам. Но в этом «чае» много мудрости и поэзии.
[%6815%]Вот он начинает свои «Три сестры»: из кулис появляются безмолвные клоуны, стоят, глядят недобрым, цепким взглядом. Звучит музыка – словно за сценой настраивается невидимый полковой оркестр. А в это время резвая ведьмочка Ирина уже открыла пыльный чемодан, полный старой обуви. Примерила армейские сапоги, напялила цилиндр и пустилась в галоп… С той же непонятной, но яростной резвостью она будет отнимать у Кулыгина книжку, которую он дарил ей уже не раз. Также неловко и навязчиво сестры будут дразнить недотепу Андрея, а тот – совать Вершинину свое нелепое рукоделие – выпиленные из дерева игрушки. Поначалу смотришь в недоумении: в какой узор может собраться вся эта россыпь мизансцен, жестов и интонаций? Но постепенно все безделицы и несуразности выстраиваются в единое целое – узнаваемое и страшное: вот, господа, взгляните, как все мы мило и абсолютно бессмысленно тратим свою жизнь...
Спектакли Туминаса и вправду очень разные. Если коротко, то «Маскарад» – это театральный фейерверк. «Вишневый сад» – усталая, печальная элегия. «В ожидании Годо» – дотошное литературное чтение (как будто режиссер на спор с кем-то взялся следовать каждой букве Сэмюэля Беккета). «Мадагаскар», ставший безусловной удачей гастролей – фантастическая притча, придуманная Туминасом вместе с драматургом Марюсом Ивашкявичюсом. Абсолютно современная и в то же время точно стилизующая быт, умонастроения и даже (насколько позволяет судить перевод) языковые «вывихи» начала XX века. Был, оказывается, в Литве некий ученый-мечтатель Казис Пакштас, всерьез задумавший переселить Литву не то в Африку, не то прямо на Луну – лишь бы подальше от опасных соседей: немцев, поляков и русских. Пакштас думал о спасении нации, но не замечал того, что творится у самого его носа – и прозевал влюбленную в него девушку Сале (в реальности – литовская поэтесса Саломея Нерис). Всю эту печальную историю режиссер живописует таким сочным, точным театральным языком, с таким сострадательным юмором… что внезапно ловишь себя на мысли: а ведь Туминас занимается тем же, что и его ученый соплеменник – строит свой театральный Мадагаскар. Или свою Луну. Ту самую Луну, которая, как считал Казис Пакштас, в один прекрасный день может затмить Россию.
Любое свидание воочию после стольких лет почти сплошь заочного знакомства всегда чревато разочарованием. Тонкого, тактичного, очень актерского режиссера Туминаса действительно есть в чем упрекнуть. Например, в слишком затянутом на наш московский вкус ритме (все спектакли – по три с лишним часа), в излишестве находок, да в чем угодно, кроме главного – имея великолепную труппу и мировую известность, он ни в одном спектакле ни одной секунды не чувствует себя мэтром. Кто-то даже упрекнул его в отсутствии режиссерского почерка – слишком разными оказались пять спектаклей Малого театра. Но дело, мне кажется, не в отсутствии почерка, а в поиске нового сценического языка, с которого режиссер начинает каждый свой следующий спектакль.
Неблагородное это дело – сравнивать Туминаса и Някрошюса. И все же одно сравнение напрашивается. Някрошюс – мыслитель, философ, он говорит о глобальных вещах. Туминас на глобальное не замахивается, в самых серьезных сценах предпочитает отшучиваться, а всяческой мистике и метафизике придумывает конкретные и весьма приземленные объяснения. «Да Бог с ней, с философией, давайте лучше чай пить», – словно говорит он нам. Но в этом «чае» много мудрости и поэзии.
[%6815%]Вот он начинает свои «Три сестры»: из кулис появляются безмолвные клоуны, стоят, глядят недобрым, цепким взглядом. Звучит музыка – словно за сценой настраивается невидимый полковой оркестр. А в это время резвая ведьмочка Ирина уже открыла пыльный чемодан, полный старой обуви. Примерила армейские сапоги, напялила цилиндр и пустилась в галоп… С той же непонятной, но яростной резвостью она будет отнимать у Кулыгина книжку, которую он дарил ей уже не раз. Также неловко и навязчиво сестры будут дразнить недотепу Андрея, а тот – совать Вершинину свое нелепое рукоделие – выпиленные из дерева игрушки. Поначалу смотришь в недоумении: в какой узор может собраться вся эта россыпь мизансцен, жестов и интонаций? Но постепенно все безделицы и несуразности выстраиваются в единое целое – узнаваемое и страшное: вот, господа, взгляните, как все мы мило и абсолютно бессмысленно тратим свою жизнь...
Спектакли Туминаса и вправду очень разные. Если коротко, то «Маскарад» – это театральный фейерверк. «Вишневый сад» – усталая, печальная элегия. «В ожидании Годо» – дотошное литературное чтение (как будто режиссер на спор с кем-то взялся следовать каждой букве Сэмюэля Беккета). «Мадагаскар», ставший безусловной удачей гастролей – фантастическая притча, придуманная Туминасом вместе с драматургом Марюсом Ивашкявичюсом. Абсолютно современная и в то же время точно стилизующая быт, умонастроения и даже (насколько позволяет судить перевод) языковые «вывихи» начала XX века. Был, оказывается, в Литве некий ученый-мечтатель Казис Пакштас, всерьез задумавший переселить Литву не то в Африку, не то прямо на Луну – лишь бы подальше от опасных соседей: немцев, поляков и русских. Пакштас думал о спасении нации, но не замечал того, что творится у самого его носа – и прозевал влюбленную в него девушку Сале (в реальности – литовская поэтесса Саломея Нерис). Всю эту печальную историю режиссер живописует таким сочным, точным театральным языком, с таким сострадательным юмором… что внезапно ловишь себя на мысли: а ведь Туминас занимается тем же, что и его ученый соплеменник – строит свой театральный Мадагаскар. Или свою Луну. Ту самую Луну, которая, как считал Казис Пакштас, в один прекрасный день может затмить Россию.
