Юрий Соломин:– Я прекрасно помню день окончания войны. У нас был уже вечер, и я вместе с соседской девчонкой Валькой катался на качелях во дворе. Качели представляли из себя доску, привязанную веревками к дереву. Вдруг из соседних домов стали выскакивать люди с криками «Победа! Победа!», обниматься, целоваться. Валька спрыгнула, и доска с размаху шарахнула меня по голове. Я упал. Очевидно, потерял сознание. Встать не могу, крикнуть не могу, сказать ничего не могу. Вижу, что все бегают, целуются. Понимаю, что произошло нечто совершенно необыкновенное, а я лежу и представляю себе, что я раненый разведчик. Меня никто так и не подобрал, я отлежался и встал сам. Так и совпал у меня День Победы с небольшим сотрясением.
Елена Санаева:
– Это было всеобщее счастье. Мой муж Ролан, у которого отец прошел четыре войны, жил недалеко от Красной площади, в районе Павелецкого вокзала. И мальчишками они пробрались на Красную площадь в День Победы. Там валялись брошенные немецкие знамена, их бросали на грузовики и увозили по Каменному мосту в сторону Ордынки. Ролан прицепился к грузовику, и пытался рвать на части фашистские знамена, такая была ненависть. Но у него не получалось: они были крепкие, а солдатик, который вел грузовик, пытался согнать его палкой. А вечером на Красной площади была гора башмаков: в течение дня люди радовались, обнимались, танцевали, был салют, и многие потеряли башмаки, которые так и остались лежать на площади.
…Это всегда был святой день, но актеры такое племя, которое может быть в разных городах, на концертах или спектаклях, поэтому всей семьей собираться за общим столом не всегда получалось. Но если мы были в Москве, то непременно шли к Большому театру – там буйно цвела сирень (при ремонте ее вырубили), ветераны пели песни, все обнимались. Было настоящее счастье.
Оксана Мысина:
– У моей мамы есть рассказ о Дне Победы. Для нее это был, конечно, очень яркий день. Она ехала в трамвае, и сначала у нее украли берет, который прикрывал ее лысинку военного ребенка, дальше в этот трамвай вошел человек и сказал, что закончилась война. Все вышли из трамвая на улицы, мама побежала к школе, где были немецкие пленные. Мама и другие дети каждый день прибегали к ним и подкармливали пленных своими завтраками. Она побежала к пленным, чтобы сказать им, что закончилась война, но их уже не было. А на заборе сидел мальчик, который постоянно обзывал ее лысой. У них была конфронтация, но в тот день мальчик попросил его снять, и мама заметила, что у него нет ног.
Как наша семья отмечает этот день? Последние несколько лет мы ходим в «Школу современной пьесы», где проходит вечер памяти Булата Окуджавы. Иногда я выступаю, иногда сижу в зрительном зале. Раньше, когда папа был жив, мы вместе ездили на дачу. Собирались соседи, все разговаривали и вспоминали те годы. У нас оба дедушки были в плену, и оба выжили, поэтому мой папа в этот день всегда словно переживал заново эти страшные истории и… плакал.
Николай Чиндяйкин:
– Мой папа воевал с сорок первого года, потом он был в плену, а после находился в нашем лагере, как бывший военнопленный. Маму он потерял, искал ее, писал письма, но они нашлись уже только после Победы. 9 мая они не были рядом, поэтому, несмотря на всеобщее ликование, для них это была сложнейшая полоса жизни. Потом они, к счастью, встретились, и уже сочинили мою жизнь.
Теперь, когда родителей нет, я с грустью отмечаю этот праздник. Я достаю отцовский орден, фотографии, его записную книжку времен войны, показываю это своим внукам. Запомнился мне один праздник, в 1985 году, когда я уговорил отца пойти в военкомат и, наконец, решить эту двусмысленность его положения и понять, считают ли его до сих пор врагом страны, ведь он был всего лишен, несмотря на то, что провел самые тяжелые годы на фронте. Он собрался с силами, пошел и… через какое-то время получил орден Отечественной войны, который я бережно храню. Перед ним, можно сказать, извинились, признали героем, и у него поменялась жизнь.
Валентин Гафт:
– Все воспоминания и образы тех лет очень отрывочны и бессвязны, так как в начале войны мне не было и шести лет. Но сам День Победы помню отчетливо – тетя Феня повезла меня в метро на Красную площадь. Это было прекрасно. Очень много народу, и все радовались, играли на гармошках, обнимались и целовались, а высоко-высоко над площадью, на аэростате, висел портрет Сталина, освещенный прожекторами.
Первые впечатления от войны у меня тоже с тетей Феней связаны. Это очереди в булочных, куда мы ходили вместе с ней, или мобилизация по воздушной тревоге. Нас будили ночью и вели в какое-то сырое подвальное помещение. Трубы, ночь, очень много детей, визг, крики, хочется спать, а ты мерзнешь и трясешься от холода и страха.
В одну из бомбежек бомба упала рядом с нашим домом и попала в магазин, который почему-то назывался женским, и почти все, кто там был, погибли. С тех пор не могу выносить подвалов, потому что они напоминают мне бомбежку, в них пахнет проросшей картошкой и сырой известкой.
Отец сразу ушел на фронт добровольцем. А в конце войны, после ранения, отца привезли в один из московских госпиталей. Мы долго-долго шли по коридору, и мне было боязно и страшно увидеть его. Мои страхи оправдались, так как у отца ранение было в лицо, почти оторван нос, и он лежал с перевязанной и заклеенной головой. Рядом с кроватью стояла тумбочка, где было много всякой вкусной еды: шоколад, компот, и я с большим аппетитом почти все это съел.А еще мне запомнились проводы моего двоюродного брата – маминого племянника, который также ушел добровольцем в неполные двадцать лет. Он тогда был уже в военной форме, я прижимался к нему, еле доставая лбом до пряжки ремня, а потом убежал в другую комнату и первый раз в жизни заплакал. Это замечательный человек. Ему повезло, он остался жив, но его под Москвой так шарахнуло, что одна нога стала короче и осталось одно легкое. Оба маминых родных брата и сын одного из них пошли на фронт и погибли под Сталинградом. Когда война кончилась, мама несколько лет ходила на Белорусский вокзал в надежде кого-нибудь из них увидеть. Но никто не вернулся.
Василий Лановой:
– День Победы забыть невозможно. Какие были салюты! Как ждали мы их, ждали последние сводки Информбюро. И разве можно забыть, как после позывных на мотив песни «Широка страна моя родная» было сообщение о взятии Берлина. До сих пор слышу истошное, по всему дому раскатистое: «Взяли!.. Берлин взяли!..» Несмотря на позднее ночное время, все высыпали из своих комнат в коридоры, а потом на улицы, и началось шествие людей – народа-победителя. Люди целовались, пели, танцевали, плакали. На фоне всеобщей безграничной радости раздавались вскрики рыданий тех, кому не суждено было дождаться своих мужей, сыновей, братьев, отцов. Это была невероятная симфония ликования и слез, радости и скорби. Вот уж действительно «радость со слезами на глазах». Как это было единение народа! Ни с чем не сравнимое чувство Победы!
