В петербургском театре «Приют комедианта» 33-й сезон открылся премьерным спектаклем режиссера Василия Сенина «Вий».
Притча Гоголя «Вий» всегда ассоциировалась с ужасом, наваждением, жутью. Этакая страшилка, которая, однако, почему-то нужна людям и, прежде всего, детям, чтобы вновь и вновь переживать страх. Как-то эти переживания, утверждают психологи, формируют личность. Потому так любят «Вия» кинематографисты, обращаясь к нему вновь и вновь. Как не вспомнить ужастик 60-х годов с Натальей Варлей? И вышедшую на экраны пять лет назад еще более поражающую воображение картину? Вот и театральные режиссеры тоже включились в процесс. Несколько лет назад в Санкт-Петербургском Большом театре кукол Руслан Кудашов весьма оригинально поставил «Вия». Сейчас к нему обратился Василий Сенин, известный своим авангардным подходом к сценическим решениям.
Спектакль получился не столько пугающим, сколько задорным и ироничным. Но к этому ощущению Василий как умелый полководец, подводил постепенно. Вначале зрители явно ждали страшного, это чувствовалось по напряжению в зале. Но что итоге они получили?
Спектакль создан в стиле если не мюзикла, то, во всяком случае, сходного с ним жанра. Каждое действо сопровождается украинскими и малороссийскими песнями, которые озорно и голосисто исполняют три ведьмочки – Соня Горелик, Елена Калинина и Полина Фетисова.
Режиссер решил, будто на принтере, размножить умершую панночку, видимо, чтобы подчеркнуть многоликость и распространенность ведьм. Что, кстати, совсем не оскорбительно: ведьма происходит от слова «ведать», и по сути каждая женщина несет в себе черты ведьмы, ибо знает тайну, которую не способен выведать мужчина, как бы ни старался.
Жанр сенинского «Вия» можно было бы определить и как народный эпос – рассказам о страшных происшествиях из хуторской жизни придано большое внимание – в первом акте звучат ужастики из самого «Вия», а во втором актеры самозабвенно, с добавлением собственных подробностей излагают истории из других гоголевских произведений – «Ревизор», «Нос», «Шинель», «Страшная месть». Возможно, какими-то историями можно было бы и пожертвовать, но тут угадывается желание режиссера побольше населить спектакль самим Гоголем разных творческих периодов, и при этом подчеркнуть, что страхи так и оставались с писателем всю его жизнь. Именно изгнанию не то что беса, а изгнанию страха посвящен спектакль «Вий». А страх он же сидит в подсознании, и попробуй его извлечь. Тут и песни в помощь, и проговаривание кошмаров, и все это идет в спектакле, как речетатив, ну и смех возникает как избавление от наваждения.
Зритель, доверившийся чутью и выбору пути режиссера, расслабившийся и внимающий с готовностью, шел послушно как в квесте по всем ступеням страха. Но только он начинал поддаваться этому чувству, как какой-нибудь режиссерский прием заставлял его рассмеяться. Например, видеоарт. Возникающее на экране колосящееся поле, поневоле переносило в недавнее советское прошлое с его журналами перед сеансами фильмов в кинотеатрах. Вот-вот пойдет комбайн. Но - нет. Приходил сотник, отец панночки (Денис Кириллов), и практически тряс за грудки Хому Брута (Вячеслав Коробицын). Обязан, обязан провести три ночи подряд рядом с умершей доченькой, чтобы душу ее спасти молитвами…
И вот Хома идет как на заклание. В исполнении Коробицина - это отчаянный и даже веселый поход за незнаемым, за тайной.
Актрисы в роли ведьм податливы в режиссерской задумке. Они красивые, зловещие и в то же время смешные. За ними интересно следить и находить новые повороты в их поведении. Они будто сами удивлены, что ж они такое вытворяют с бедным Хомой. А ведь по-другому и нельзя, раз он так глупо поддается их очарованию.
В белых одеяниях, с распущенными волосами актрисы вступают в завораживающий, местами просто бешеный танец обольщения и власти над мужчиной. Здесь Сенин будто принимает брошенный Гоголем намек на эту страшную и губительную тайну взаимоотношений мужчины и женщины. И это как нырок в подсознательное, в неведомую страну, в которой Гоголь так за всю жизнь и не разобрался, ведь известно, что он боялся женщин.
Находятся те, кто спектакль Сенина связывает с политикой – Хома Брут в Киев в свою бурсу стремится, песни то и дело на украинском звучат. Но режиссер от политической направленности открещивается, ему интересен именно Гоголь и его загадочные страхи. Он считает, что тема Вия куда шире очерченных границ бывшей союзной республики.
Обращение Сенина к видеоарту – далеко не первый его опыт. Авторский почерк или клише? Грань провести трудно. В этом спектакле этот прием работает очень интересно. На заднике сцены мелькают картинки в стиле Уорхолла, среди которых и портрет Николая Васильевича – будто напоминание о том, что наш любимый Гоголь, как и обожаемая уорхолловская героиня Мерилин Монро, - давно часть мировой культуры, бренд. А может, и сам Николай Васильевич и есть главный персонаж спектакля?
Гоголь и Сенин очень пластично сосуществуют: они оба ироничны. Старая баба и есть ведьма – это предположение Гоголя звучит в спектакле как смешной мужской страх. Три ведьмы на одного Фому выглядит юмористическим режиссерским выпадом феминизму, который довольно умело, пользуясь своими чарами, наступает на мужскую половину общества. Сенин, беря в союзники Гоголя, говорит в своем спектакле о неразгаданном и иррациональном мире мужского и женского общения. И в то же время это мощный зов природы, который никак не миновать, он довлеет надо всем. Недаром в спектакле повторяются мизансцены: мужчины уходят между ног женщин. И появляются также между ног.
- Часть зрителей задается вопросом: почему в конце спектакля Вий не произносит свою знаменитую фразу «Поднимите мне веки»? А вот не надо. Если вы поняли, у нас веки на другую часть тела заменены - из которой мы все выходим на этот свет, - поясняет Василий Сенин. – Мы с артистами очень многое исследовали и в себе в том числе, когда работали над этой постановкой. И если нам так всем было интересно рассказывать о потустороннем, значит, мы не свободны от этой темы, от страхов и суеверий. Потому и сделали «Вия». А поставив спектакль, мы также вряд ли можем сказать, что освободились от страхов. Искусство ведь не связано с ЗОЖ. Поставил, посмотрел – вылечился. Это не так. Скорее, мы осмыслили какие-то вещи. Надеюсь, и наши зрители тоже. Я убедился, что наша история нравится разным людям. Кому-то визуально. Интеллектуальной части зрителей, кто изучал книги Владимира Набокова и Андрея Белого о природе фантастического реализма гоголевских произведений, оказывается интересной моя трактовка «Вия».
Кому-то очень нравятся маскарадные вещи, им по душе придуманный нами образ Чубакки (Александр Ленин – ред.) в черном меховом костюме. Кто-то расценивает нашего «Вия» как философскую притчу. Приезжали на премьеру скандинавы – как ни удивительно, они находят свое, корневое. А еще я понял, что людям как воздух нужна мифология. Не хватило информации – создали сказку. Непонятно про женщин – придумали ведьм.
Гоголь описал мир, который не сильно изменился. Миром мужчин манипулируют женщины. О реальном равенстве мышления никто не говорит.
Нельзя не отметить, что артисты работают в спектакле с азартом и удовольствием, они просто отдаются своим персонажам, и, кажется, те уже начинают диктовать, как себя вести, какие жесты и мимику включать. Сенину удается со своей командой пройти по самой грани – еще шаг, еще жест, и вот она великая пошлость, а может, и задетые чувства в национальном или любовном вопросе. Но будто ловкие фокусники актеры подхватывают эту волну насмешки над миром и над самими собой и выводят историю на уровень некой мистерии, где с сатанинским соседствует божественное и где, как во сне, с нами могут происходить фантастические и очень важные вещи. И весь глобальный смысл событий требуется разгадать.
Притча Гоголя «Вий» всегда ассоциировалась с ужасом, наваждением, жутью. Этакая страшилка, которая, однако, почему-то нужна людям и, прежде всего, детям, чтобы вновь и вновь переживать страх. Как-то эти переживания, утверждают психологи, формируют личность. Потому так любят «Вия» кинематографисты, обращаясь к нему вновь и вновь. Как не вспомнить ужастик 60-х годов с Натальей Варлей? И вышедшую на экраны пять лет назад еще более поражающую воображение картину? Вот и театральные режиссеры тоже включились в процесс. Несколько лет назад в Санкт-Петербургском Большом театре кукол Руслан Кудашов весьма оригинально поставил «Вия». Сейчас к нему обратился Василий Сенин, известный своим авангардным подходом к сценическим решениям.
Спектакль получился не столько пугающим, сколько задорным и ироничным. Но к этому ощущению Василий как умелый полководец, подводил постепенно. Вначале зрители явно ждали страшного, это чувствовалось по напряжению в зале. Но что итоге они получили?Спектакль создан в стиле если не мюзикла, то, во всяком случае, сходного с ним жанра. Каждое действо сопровождается украинскими и малороссийскими песнями, которые озорно и голосисто исполняют три ведьмочки – Соня Горелик, Елена Калинина и Полина Фетисова.
Режиссер решил, будто на принтере, размножить умершую панночку, видимо, чтобы подчеркнуть многоликость и распространенность ведьм. Что, кстати, совсем не оскорбительно: ведьма происходит от слова «ведать», и по сути каждая женщина несет в себе черты ведьмы, ибо знает тайну, которую не способен выведать мужчина, как бы ни старался.
Жанр сенинского «Вия» можно было бы определить и как народный эпос – рассказам о страшных происшествиях из хуторской жизни придано большое внимание – в первом акте звучат ужастики из самого «Вия», а во втором актеры самозабвенно, с добавлением собственных подробностей излагают истории из других гоголевских произведений – «Ревизор», «Нос», «Шинель», «Страшная месть». Возможно, какими-то историями можно было бы и пожертвовать, но тут угадывается желание режиссера побольше населить спектакль самим Гоголем разных творческих периодов, и при этом подчеркнуть, что страхи так и оставались с писателем всю его жизнь. Именно изгнанию не то что беса, а изгнанию страха посвящен спектакль «Вий». А страх он же сидит в подсознании, и попробуй его извлечь. Тут и песни в помощь, и проговаривание кошмаров, и все это идет в спектакле, как речетатив, ну и смех возникает как избавление от наваждения.
Зритель, доверившийся чутью и выбору пути режиссера, расслабившийся и внимающий с готовностью, шел послушно как в квесте по всем ступеням страха. Но только он начинал поддаваться этому чувству, как какой-нибудь режиссерский прием заставлял его рассмеяться. Например, видеоарт. Возникающее на экране колосящееся поле, поневоле переносило в недавнее советское прошлое с его журналами перед сеансами фильмов в кинотеатрах. Вот-вот пойдет комбайн. Но - нет. Приходил сотник, отец панночки (Денис Кириллов), и практически тряс за грудки Хому Брута (Вячеслав Коробицын). Обязан, обязан провести три ночи подряд рядом с умершей доченькой, чтобы душу ее спасти молитвами…
И вот Хома идет как на заклание. В исполнении Коробицина - это отчаянный и даже веселый поход за незнаемым, за тайной.Актрисы в роли ведьм податливы в режиссерской задумке. Они красивые, зловещие и в то же время смешные. За ними интересно следить и находить новые повороты в их поведении. Они будто сами удивлены, что ж они такое вытворяют с бедным Хомой. А ведь по-другому и нельзя, раз он так глупо поддается их очарованию.
В белых одеяниях, с распущенными волосами актрисы вступают в завораживающий, местами просто бешеный танец обольщения и власти над мужчиной. Здесь Сенин будто принимает брошенный Гоголем намек на эту страшную и губительную тайну взаимоотношений мужчины и женщины. И это как нырок в подсознательное, в неведомую страну, в которой Гоголь так за всю жизнь и не разобрался, ведь известно, что он боялся женщин.
Находятся те, кто спектакль Сенина связывает с политикой – Хома Брут в Киев в свою бурсу стремится, песни то и дело на украинском звучат. Но режиссер от политической направленности открещивается, ему интересен именно Гоголь и его загадочные страхи. Он считает, что тема Вия куда шире очерченных границ бывшей союзной республики.
Обращение Сенина к видеоарту – далеко не первый его опыт. Авторский почерк или клише? Грань провести трудно. В этом спектакле этот прием работает очень интересно. На заднике сцены мелькают картинки в стиле Уорхолла, среди которых и портрет Николая Васильевича – будто напоминание о том, что наш любимый Гоголь, как и обожаемая уорхолловская героиня Мерилин Монро, - давно часть мировой культуры, бренд. А может, и сам Николай Васильевич и есть главный персонаж спектакля?
Гоголь и Сенин очень пластично сосуществуют: они оба ироничны. Старая баба и есть ведьма – это предположение Гоголя звучит в спектакле как смешной мужской страх. Три ведьмы на одного Фому выглядит юмористическим режиссерским выпадом феминизму, который довольно умело, пользуясь своими чарами, наступает на мужскую половину общества. Сенин, беря в союзники Гоголя, говорит в своем спектакле о неразгаданном и иррациональном мире мужского и женского общения. И в то же время это мощный зов природы, который никак не миновать, он довлеет надо всем. Недаром в спектакле повторяются мизансцены: мужчины уходят между ног женщин. И появляются также между ног.
- Часть зрителей задается вопросом: почему в конце спектакля Вий не произносит свою знаменитую фразу «Поднимите мне веки»? А вот не надо. Если вы поняли, у нас веки на другую часть тела заменены - из которой мы все выходим на этот свет, - поясняет Василий Сенин. – Мы с артистами очень многое исследовали и в себе в том числе, когда работали над этой постановкой. И если нам так всем было интересно рассказывать о потустороннем, значит, мы не свободны от этой темы, от страхов и суеверий. Потому и сделали «Вия». А поставив спектакль, мы также вряд ли можем сказать, что освободились от страхов. Искусство ведь не связано с ЗОЖ. Поставил, посмотрел – вылечился. Это не так. Скорее, мы осмыслили какие-то вещи. Надеюсь, и наши зрители тоже. Я убедился, что наша история нравится разным людям. Кому-то визуально. Интеллектуальной части зрителей, кто изучал книги Владимира Набокова и Андрея Белого о природе фантастического реализма гоголевских произведений, оказывается интересной моя трактовка «Вия».
Кому-то очень нравятся маскарадные вещи, им по душе придуманный нами образ Чубакки (Александр Ленин – ред.) в черном меховом костюме. Кто-то расценивает нашего «Вия» как философскую притчу. Приезжали на премьеру скандинавы – как ни удивительно, они находят свое, корневое. А еще я понял, что людям как воздух нужна мифология. Не хватило информации – создали сказку. Непонятно про женщин – придумали ведьм.Гоголь описал мир, который не сильно изменился. Миром мужчин манипулируют женщины. О реальном равенстве мышления никто не говорит.
Нельзя не отметить, что артисты работают в спектакле с азартом и удовольствием, они просто отдаются своим персонажам, и, кажется, те уже начинают диктовать, как себя вести, какие жесты и мимику включать. Сенину удается со своей командой пройти по самой грани – еще шаг, еще жест, и вот она великая пошлость, а может, и задетые чувства в национальном или любовном вопросе. Но будто ловкие фокусники актеры подхватывают эту волну насмешки над миром и над самими собой и выводят историю на уровень некой мистерии, где с сатанинским соседствует божественное и где, как во сне, с нами могут происходить фантастические и очень важные вещи. И весь глобальный смысл событий требуется разгадать.
