Сразу два спектакля для подростков – один в Театре Вахтангова, другой в петербургском «Театральном проекте 27» – поставил режиссер-кукольник Влад Тутак. Оба предельно честно, умно и изобретательно говорят на «травмоопасные» темы с самой удаленной от театра аудиторией.
«Последний сон уточки»
Первая премьера сезона в Театре Вахтангова вышла в самом камерном пространстве – на сцене «Студии». И оно, конечно, идеально подходит для сдержанного разговора о страхе смерти, который знаком абсолютно всем. Но есть возрастная группа, где он минимален – это подростки: ведь они стремятся всё как можно скорее попробовать, испытать, «режиму самосохранения» предпочитают экстремальный опыт – и как никто склонны рисковать своей жизнью. Прежде всего, им адресован «Последний сон уточки» – работа молодого режиссера Влада Тутака и стажерской группы вахтанговцев. Кукольная притча о принятии смерти, осознании её как неизбежности, как «постоянной и неизменной величины».
Запомните это имя. Влад Тутак – ученик Руслана Кудашова, главного режиссера петербургского Большого театра кукол. Из РГИСИ он выпустился всего год назад, но уже получил две номинации на «Золотую Маску»: в лонг-лист вошли его спектакль-инсталляция «Дым» (Молодежный театральный центр «Космос» в Тюмени) и «Лев и птичка» – спектакль в традиции кукольного площадного театра. Причем эта постановка в БТК тоже говорит о смерти, точнее – о том, как пережить большую потерю и не «зарывать себя в землю».
«Последний сон уточки» вырос из истории в картинках Вольфа Эрльбруха – одного из самых известных авторов-иллюстраторов XX века, обладателя премии Гутенберга, Астрид Линдгрен и медали Андерсена. Свою книгу – «Утка, смерть и тюльпан» – он делал целых десять лет, чтобы сбалансировать по смыслу каждую страницу. Эта притча – с её концентрированным минимализмом и очень тонкими нюансами – легла в основу пьесы Клавы Ильиной. Смысловое поле текста она расширила цитатами из «Иконостаса» Павла Флоренского – о сне как границе между двумя мирами, видимым и невидимым – и разбила на главы, названные как пять этапов принятия смерти (по модели Кюблер-Росс): отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение.
Пространство сна в вахтанговской премьере – черно-белое, будто застывшее в ожидании зимы. Старая терраса, откуда из разбитых окон сквозит потусторонняя пустота. Ржавые листья папоротника – последнее напоминание об уходящей красоте. Мохнатая стена – как чернеющее поле и тысячи грачей. Стеклянный «гроб», куда уложили, будто спящую красавицу из сказок, планшетную куклу смерти.
Эта субтильная особа – с аристократическими, утонченными чертами лица – выглядит, как маленькая седая баронесса, носит призрачно-белое и не выносит холода. Сама по себе она не смертельно опасна, в отличие от несчастий, которые готовит жизнь. Она просто проводник, который должен делать свою работу, а вот на вопросы – что дальше? – отвечать не обязан. Это выдает её глубоко задумчивый взгляд – со «стратегическим запасом» сожаления, которого хватит на всех. Кстати, за образ смерти отвечают две актрисы: Полина Бондарь водит куклу, а Каролина Койцан – незнакомка под черной вуалью – ходит, как тень, иногда улыбается, как Джоконда, и многозначительно молчит. Она вообще всегда рядом – «просто на всякий случай».
Уточка постепенно сближается со смертью. Проходит пять стадий по Кюблер-Росс. Причем без надрыва, почти играючи. Она вообще здесь, скорее, птенец, чем старая утка, неспособная улететь на зиму. Эюб Фараджев играет её именно ребенком – абсолютно наивным, не успевшим толком ничего понять, кроме того, что хочет жить: «Как же хорошо, что сегодня такой же день, как и вчера». Не думает она о том, как уйти от бессмысленности, не тратить время впустую, как подойти к своему пределу не «на холостом ходу». Но с оглядкой назад это делает Странник – ему отведена роль не только рассказчика, но и души той самой уточки. На свой однообразный путь, на весь «конвейер» жизнедеятельности, где было слишком много пустоты, она смотрит с сожалением – глубоким, как и голос Карена Овеяна. Он скрепляет все пройденные этапы очень точно найденной интонацией – отрешенной и спокойной, уже никак не связанной с желаниями, которые облетели, как осенние листья.
«Всегда нужно существовать с ощущением, что мы временные», – говорит Римас Туминас. И эта любимая мысль экс-худрука Театра Вахтангова транслируется с первых минут – с ударами метронома в мертвой тишине. Обратный отсчет пошел, но, когда «маховик времени» остановится, не знает никто.
«Принц в корзине»
Еще один стильный монохромный спектакль Влад Тутак поставил в «Театральном проекте 27» (играют его в театральном пространстве «Арт-платформа», в Новом Манеже) – эта команда во главе с продюсером Наталией Сергеевской занимается театром для подростков, работает с молодыми режиссерами и исключительно современными текстами. «Принц в корзине» – история, списанная драматургом Клавой Ильиной с травматичного опыта самого режиссера, его конфликта с отцом, профессиональным баскетболистом, который и сыну прочил спортивную карьеру. Навязывал свой путь, отказывал в выборе и в праве на ошибку – хотя мальчик уже в 12 точно знал, что хочет заниматься театром.
Это противостояние, знакомое многим подросткам, пьеса переносит в утрированную театральную реальность, где есть король-отец, королева-мать, наследный принц – и нарезка монологов из шекспировских пьес. Образы родителей с белыми лицами-масками «преломляются» сознанием сына (а он мог бы «найти в себе Гамлета», не только режиссера) и даются как отражения в треснувшем зеркале: папа (Михаил Ложкин, актер Большого театра кукол и Karlsson Haus) прячется от настоящего в спортивном прошлом и в тяжелом сне, под королевской шубой, а тревожная мама (Любовь Яколева, актриса мастерской Праудина и театра «Цех») прячется от своей роли медиатора за сценой, откуда доносится её искусственный смех. За сына она, конечно, болеет, понимает, что он чувствует и почему, но от собственного бессилия ей не по себе. Приходится подбирать длинный шлейф и каждый день бегать с мячом – играть по правилам мужа и мириться с абьюзом.
Трон недочемпиона тут соседствует с баскетбольным щитом, а спортивная площадка, на которой они стоят, выпилена в форме короны и врезается зубцами в пустоту. Туда же летят чёрные мячи, когда король решает поразмяться и снова мажет. Во всех визуальных решениях Марина Завьялова (главный художник петербургского БТК) соединила две эстетики: высокого Возрождения и большого спорта, который «впечатался» в эго экс-баскетболиста. НБА «врывается» и в звуковое пространство. Шум толпы, стук мяча, скрип кроссовок о лакированный пол – идут фоном в музыкальной теме короля, повернутого на баскетболе. И шумные хип-хоп ритмы спорят с минималистичной фортепианной музыкой, «прозрачной» и тихой – с принцем, который отстранился, ушел в себя и почти не снимает наушники.
Коммуникация между отцом и сыном стремится к нулю и не транслирует ничего, кроме глобальной разочарованности друг в друге. Набор токсичных родительских фраз: «мне лучше знать», «да я в твои годы...», «я всё делаю для тебя, а ты...» – здесь не звучит, но имеется в виду. Все они, очевидно, уже отгремели и стали просто невыносимы, поэтому принц с театральными замыслами и король с баскетбольными фантомами кружатся на разных орбитах.
Слова не работают. Дистанция уже слишком велика, чтобы услышать друг друга. Но сын (Валерия Ледовских, актриса театра «Суббота») использует театр как способ достучаться до отца – как в сцене мышеловки из «Гамлета». Тайком готовит, а потом показывает свой миниатюрный спектакль – лаконичную «кукольную притчу». И пытается объяснить, как важна сама возможность выбора. Для человека, который уже претендует на статус «взрослого», она грандиозна сама по себе.
Современные подростки руководствуются поиском себя, а не родительским треком «вуз – «приличная» специальность – стабильный доход». Они не готовы закрывать гештальты взрослых, не боятся экспериментировать и задавать вопрос «зачем?», когда им говорят «надо». И принц, сидя в баскетбольной корзине, искренне не понимает, почему он должен стать не режиссером, а «трехочковым броском», чтобы осчастливить папу. Почему никто не говорит: «Если действительно знаешь, чего хочешь, точно всё получится… Прислушайся к себе».
КСТАТИ
«Принц в корзине» всегда идет в комплекте с дискуссией, и порой она длится дольше спектакля. Родители и дети делятся своими историями, а потом подводят итоги игры «Жизненный маршрут» – обсуждают сумму ответов на вопросы о выборе пути, о приоритетах и выясняют уровень взаимопонимания (остался он в плюсе или ушел в минус).
«Последний сон уточки»
Первая премьера сезона в Театре Вахтангова вышла в самом камерном пространстве – на сцене «Студии». И оно, конечно, идеально подходит для сдержанного разговора о страхе смерти, который знаком абсолютно всем. Но есть возрастная группа, где он минимален – это подростки: ведь они стремятся всё как можно скорее попробовать, испытать, «режиму самосохранения» предпочитают экстремальный опыт – и как никто склонны рисковать своей жизнью. Прежде всего, им адресован «Последний сон уточки» – работа молодого режиссера Влада Тутака и стажерской группы вахтанговцев. Кукольная притча о принятии смерти, осознании её как неизбежности, как «постоянной и неизменной величины».
Запомните это имя. Влад Тутак – ученик Руслана Кудашова, главного режиссера петербургского Большого театра кукол. Из РГИСИ он выпустился всего год назад, но уже получил две номинации на «Золотую Маску»: в лонг-лист вошли его спектакль-инсталляция «Дым» (Молодежный театральный центр «Космос» в Тюмени) и «Лев и птичка» – спектакль в традиции кукольного площадного театра. Причем эта постановка в БТК тоже говорит о смерти, точнее – о том, как пережить большую потерю и не «зарывать себя в землю».
«Последний сон уточки» вырос из истории в картинках Вольфа Эрльбруха – одного из самых известных авторов-иллюстраторов XX века, обладателя премии Гутенберга, Астрид Линдгрен и медали Андерсена. Свою книгу – «Утка, смерть и тюльпан» – он делал целых десять лет, чтобы сбалансировать по смыслу каждую страницу. Эта притча – с её концентрированным минимализмом и очень тонкими нюансами – легла в основу пьесы Клавы Ильиной. Смысловое поле текста она расширила цитатами из «Иконостаса» Павла Флоренского – о сне как границе между двумя мирами, видимым и невидимым – и разбила на главы, названные как пять этапов принятия смерти (по модели Кюблер-Росс): отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение.Пространство сна в вахтанговской премьере – черно-белое, будто застывшее в ожидании зимы. Старая терраса, откуда из разбитых окон сквозит потусторонняя пустота. Ржавые листья папоротника – последнее напоминание об уходящей красоте. Мохнатая стена – как чернеющее поле и тысячи грачей. Стеклянный «гроб», куда уложили, будто спящую красавицу из сказок, планшетную куклу смерти.
Эта субтильная особа – с аристократическими, утонченными чертами лица – выглядит, как маленькая седая баронесса, носит призрачно-белое и не выносит холода. Сама по себе она не смертельно опасна, в отличие от несчастий, которые готовит жизнь. Она просто проводник, который должен делать свою работу, а вот на вопросы – что дальше? – отвечать не обязан. Это выдает её глубоко задумчивый взгляд – со «стратегическим запасом» сожаления, которого хватит на всех. Кстати, за образ смерти отвечают две актрисы: Полина Бондарь водит куклу, а Каролина Койцан – незнакомка под черной вуалью – ходит, как тень, иногда улыбается, как Джоконда, и многозначительно молчит. Она вообще всегда рядом – «просто на всякий случай».
Уточка постепенно сближается со смертью. Проходит пять стадий по Кюблер-Росс. Причем без надрыва, почти играючи. Она вообще здесь, скорее, птенец, чем старая утка, неспособная улететь на зиму. Эюб Фараджев играет её именно ребенком – абсолютно наивным, не успевшим толком ничего понять, кроме того, что хочет жить: «Как же хорошо, что сегодня такой же день, как и вчера». Не думает она о том, как уйти от бессмысленности, не тратить время впустую, как подойти к своему пределу не «на холостом ходу». Но с оглядкой назад это делает Странник – ему отведена роль не только рассказчика, но и души той самой уточки. На свой однообразный путь, на весь «конвейер» жизнедеятельности, где было слишком много пустоты, она смотрит с сожалением – глубоким, как и голос Карена Овеяна. Он скрепляет все пройденные этапы очень точно найденной интонацией – отрешенной и спокойной, уже никак не связанной с желаниями, которые облетели, как осенние листья.«Всегда нужно существовать с ощущением, что мы временные», – говорит Римас Туминас. И эта любимая мысль экс-худрука Театра Вахтангова транслируется с первых минут – с ударами метронома в мертвой тишине. Обратный отсчет пошел, но, когда «маховик времени» остановится, не знает никто.
«Принц в корзине»Еще один стильный монохромный спектакль Влад Тутак поставил в «Театральном проекте 27» (играют его в театральном пространстве «Арт-платформа», в Новом Манеже) – эта команда во главе с продюсером Наталией Сергеевской занимается театром для подростков, работает с молодыми режиссерами и исключительно современными текстами. «Принц в корзине» – история, списанная драматургом Клавой Ильиной с травматичного опыта самого режиссера, его конфликта с отцом, профессиональным баскетболистом, который и сыну прочил спортивную карьеру. Навязывал свой путь, отказывал в выборе и в праве на ошибку – хотя мальчик уже в 12 точно знал, что хочет заниматься театром.
Это противостояние, знакомое многим подросткам, пьеса переносит в утрированную театральную реальность, где есть король-отец, королева-мать, наследный принц – и нарезка монологов из шекспировских пьес. Образы родителей с белыми лицами-масками «преломляются» сознанием сына (а он мог бы «найти в себе Гамлета», не только режиссера) и даются как отражения в треснувшем зеркале: папа (Михаил Ложкин, актер Большого театра кукол и Karlsson Haus) прячется от настоящего в спортивном прошлом и в тяжелом сне, под королевской шубой, а тревожная мама (Любовь Яколева, актриса мастерской Праудина и театра «Цех») прячется от своей роли медиатора за сценой, откуда доносится её искусственный смех. За сына она, конечно, болеет, понимает, что он чувствует и почему, но от собственного бессилия ей не по себе. Приходится подбирать длинный шлейф и каждый день бегать с мячом – играть по правилам мужа и мириться с абьюзом.
Трон недочемпиона тут соседствует с баскетбольным щитом, а спортивная площадка, на которой они стоят, выпилена в форме короны и врезается зубцами в пустоту. Туда же летят чёрные мячи, когда король решает поразмяться и снова мажет. Во всех визуальных решениях Марина Завьялова (главный художник петербургского БТК) соединила две эстетики: высокого Возрождения и большого спорта, который «впечатался» в эго экс-баскетболиста. НБА «врывается» и в звуковое пространство. Шум толпы, стук мяча, скрип кроссовок о лакированный пол – идут фоном в музыкальной теме короля, повернутого на баскетболе. И шумные хип-хоп ритмы спорят с минималистичной фортепианной музыкой, «прозрачной» и тихой – с принцем, который отстранился, ушел в себя и почти не снимает наушники. Коммуникация между отцом и сыном стремится к нулю и не транслирует ничего, кроме глобальной разочарованности друг в друге. Набор токсичных родительских фраз: «мне лучше знать», «да я в твои годы...», «я всё делаю для тебя, а ты...» – здесь не звучит, но имеется в виду. Все они, очевидно, уже отгремели и стали просто невыносимы, поэтому принц с театральными замыслами и король с баскетбольными фантомами кружатся на разных орбитах.
Слова не работают. Дистанция уже слишком велика, чтобы услышать друг друга. Но сын (Валерия Ледовских, актриса театра «Суббота») использует театр как способ достучаться до отца – как в сцене мышеловки из «Гамлета». Тайком готовит, а потом показывает свой миниатюрный спектакль – лаконичную «кукольную притчу». И пытается объяснить, как важна сама возможность выбора. Для человека, который уже претендует на статус «взрослого», она грандиозна сама по себе.
Современные подростки руководствуются поиском себя, а не родительским треком «вуз – «приличная» специальность – стабильный доход». Они не готовы закрывать гештальты взрослых, не боятся экспериментировать и задавать вопрос «зачем?», когда им говорят «надо». И принц, сидя в баскетбольной корзине, искренне не понимает, почему он должен стать не режиссером, а «трехочковым броском», чтобы осчастливить папу. Почему никто не говорит: «Если действительно знаешь, чего хочешь, точно всё получится… Прислушайся к себе».
КСТАТИ«Принц в корзине» всегда идет в комплекте с дискуссией, и порой она длится дольше спектакля. Родители и дети делятся своими историями, а потом подводят итоги игры «Жизненный маршрут» – обсуждают сумму ответов на вопросы о выборе пути, о приоритетах и выясняют уровень взаимопонимания (остался он в плюсе или ушел в минус).
