«Театрал» продолжает серию мини-интервью о выходе из карантина: как будет меняться театр и зрительский запрос, что из приобретений онлайн-бума сохранится в посткарантинной жизни, какие потери может принести шахматная рассадка. Сегодня слово – актеру Театра Вахтангова Виктору Добронравову.
– Как, на ваш взгляд, следует планировать выход из самоизоляции? Как и к чему готовиться, на что настраиваться?
– Настраиваться на позитивный лад. Конечно, мир уже не будет прежним. Многие вещи поменяются в связи с тем, что мы «переселились» в онлайн, стали жить в виртуальном мире. Но, мне кажется, как раз это породит новый высокий спрос на базовые человеческие ценности. Очень хочется надеяться, что все достаточно быстро вернется в более или менее привычное русло.
– То есть вам кажется, что за время карантина все пресытились онлайном. Значит, и новые zoom-форматы будут не востребованы?
– Не уверен насчет востребованности... Мне кажется, театр с многовековой историей имеет гораздо более сильные позиции, по сравнению с новыми онлайн-веяниями. Но само собой, театр будет меняться, осваивать новые жанры. Почему нет? Возможно, такие режиссеры, как Бутусов – провокаторы и реформаторы – в новых реалиях превратятся чуть не в классиков и адептов старого театра.
– Какие новые навыки, приобретенные во время карантина, имеет смысл сохранить и в «мирной» посткарантинной жизни?
– За эти два месяца – никаких новых навыков. Я узнал только, что существует Zoom-платформа, где можно проводить встречи, конференции и даже мастер-классы и кинопробы.
– Болдинская осень Пушкина – пример творческой интенсивности в условиях самоизоляции. Эпидемия холеры, три месяца на карантине в деревенской глуши. Что Вам как актеру дала схожая ситуация?
– Эта «пауза» стала периодом накопления, «аккумуляции» творческой энергии. Я очень соскучился по театру, по съемкам, по своим коллегам и друзьям. По-настоящему творческие люди, мне кажется, должны были направить ситуацию в позитивное русло и «подпитываться»: читать книги, смотреть фильмы. Я сейчас очень много провожу со своими детьми, и для меня это отдушина – видеть, как они растут на моих глазах.
– Придется ли театру меняться после карантина? Искать новые темы, работать с коллективной карантинной травмой, если она имела место, конечно?
– Это вопрос к художественному руководству театра. Я же артист. Но мне кажется, что слишком уж много внимания уделяется карантинной теме. Лучше думать о высоком и работать с большим уважением к автору, к зрителю и к театру в целом, а не думать, как теперь запустить вирус еще и на сцену. Зачем он нужен? Надо идти дальше. Не вижу смысла натягивать большие экраны на сцене и ставить спектакли, где все будут играть на камеру, а не на зрителя. Это не оригинально.
– Если говорить не про «как», а про «что». Всеобщий локдаун – все-таки уникальный опыт в истории человечества. Нет желания это отрефлексировать?
– Понимаете, рефлексировать можно по-разному. Можно поставить спектакль по пьесе Уильяма Сарояна «Эй, кто-нибудь!», где парень сидит взаперти, в тюремной клетке, и зовет… Это вполне себе актуально. Если период выхода из самоизоляции поднимет волну обращения к вопросам об одиночестве, а в литературе они задавались всегда – Хемингуэй, Ремарк, пожалуйста – я только за.
– Нет ли опасности, что зрителя после карантина будет тянуть исключительно к легкому жанру, а весь серьезный театр, которым занимаются в Бутусов, Туминас, отойдет на второй план?
– Мне кажется, если людям хочется развлечься, всегда можно сходить в кино или посмотреть комедию. Но то, что делают Бутусов и Туминас, заставляет думать и чувствовать, а это подчас гораздо важнее зрителю, чем просто возможность посмеяться.
– Нет ли риска, что в посткарантинное время мы еще больше будем трястись над своими границами, и социальная дистанция только увеличится?
– Кто-то «закапсулируется», а кто-то, наоборот, откроется миру. Но раз коронавирус захватил почти всю планету, это говорит о том, что процесс его обнуления будет длительным. Это не месяц и даже, может быть, не год. Отвечать себе на вопрос о «границах» придется каждый день, и, конечно, это испытание на прочность.
– Как вы относитесь к «шахматной рассадке», в кино и в театре?
– Мне кажется, для кино это совершенно все равно – здесь нет обмена энергией. Я как раз очень люблю ходить либо на ранние, либо на поздние сеансы, когда людей в кинотеатре мало. И вообще готов сидеть в зале один: никто не мешает – не хрустит попкорном, не переговаривается громко. Но вот в театре «шахматная рассадка», наверно, будет испытанием для всех – и для зрителей, и для артистов. Во-первых, это непривычно. Во-вторых, по себе знаю, когда смотришь спектакль в полупустом зале, он не воспринимается так, как при аншлаге. Полный зал, «плечом к плечу», он «дышит», он реагирует иначе. Как будет «дышать» зрительный зал с пустотами? Большой вопрос. И сложнее, наверное, будет не артисту, а зрителю – чувствовать себя участником эксперимента и одновременно думать о рисках: «А вдруг я заболею…» Психологический дискомфорт, в большей или меньшей степени, будет обеспечен. Может быть, со временем это станет новой нормой. Но хочется верить, что выработается коллективный иммунитет, появится вакцина или эта зараза в конце концов просто исчезнет – и мы вернемся к нормальной жизни.
– Какие новые кино- и театральные работы сейчас на горизонте?
– Мы все с нетерпением ждем, когда Римас Туминас начнет репетировать «Войну и мир». Но это случится не раньше августа. Сейчас должны возобновиться съемки в нескольких проектах.
В 2020-м случилось много ролей в кино и на телевидении: «Обитель» по Захару Прилепину на телеканале «Россия», спортивная драма «Стрельцов», детективный сериал «Цыпленок жареный» на Первом канале. «Пальма», семейная картина про собаку. «Огонь», блокбастер про спасение деревни от лесного пожара. Сейчас продолжаются съемки сериала «Грозный», где я играю со своими коллегами по Театру Вахтангова. Сергей Маковецкий снимается в роли Грозного, Виктор Сухоруков играет Малюту Скуратова. Еще в проекте заняты Артур Иванов, Владимир Симонов – в общем, вахтанговцев много.
– Как, на ваш взгляд, следует планировать выход из самоизоляции? Как и к чему готовиться, на что настраиваться?
– Настраиваться на позитивный лад. Конечно, мир уже не будет прежним. Многие вещи поменяются в связи с тем, что мы «переселились» в онлайн, стали жить в виртуальном мире. Но, мне кажется, как раз это породит новый высокий спрос на базовые человеческие ценности. Очень хочется надеяться, что все достаточно быстро вернется в более или менее привычное русло.
– То есть вам кажется, что за время карантина все пресытились онлайном. Значит, и новые zoom-форматы будут не востребованы?
– Не уверен насчет востребованности... Мне кажется, театр с многовековой историей имеет гораздо более сильные позиции, по сравнению с новыми онлайн-веяниями. Но само собой, театр будет меняться, осваивать новые жанры. Почему нет? Возможно, такие режиссеры, как Бутусов – провокаторы и реформаторы – в новых реалиях превратятся чуть не в классиков и адептов старого театра.
– Какие новые навыки, приобретенные во время карантина, имеет смысл сохранить и в «мирной» посткарантинной жизни?
– За эти два месяца – никаких новых навыков. Я узнал только, что существует Zoom-платформа, где можно проводить встречи, конференции и даже мастер-классы и кинопробы.
– Болдинская осень Пушкина – пример творческой интенсивности в условиях самоизоляции. Эпидемия холеры, три месяца на карантине в деревенской глуши. Что Вам как актеру дала схожая ситуация?
– Эта «пауза» стала периодом накопления, «аккумуляции» творческой энергии. Я очень соскучился по театру, по съемкам, по своим коллегам и друзьям. По-настоящему творческие люди, мне кажется, должны были направить ситуацию в позитивное русло и «подпитываться»: читать книги, смотреть фильмы. Я сейчас очень много провожу со своими детьми, и для меня это отдушина – видеть, как они растут на моих глазах.
– Придется ли театру меняться после карантина? Искать новые темы, работать с коллективной карантинной травмой, если она имела место, конечно?
– Это вопрос к художественному руководству театра. Я же артист. Но мне кажется, что слишком уж много внимания уделяется карантинной теме. Лучше думать о высоком и работать с большим уважением к автору, к зрителю и к театру в целом, а не думать, как теперь запустить вирус еще и на сцену. Зачем он нужен? Надо идти дальше. Не вижу смысла натягивать большие экраны на сцене и ставить спектакли, где все будут играть на камеру, а не на зрителя. Это не оригинально.
– Если говорить не про «как», а про «что». Всеобщий локдаун – все-таки уникальный опыт в истории человечества. Нет желания это отрефлексировать?
– Понимаете, рефлексировать можно по-разному. Можно поставить спектакль по пьесе Уильяма Сарояна «Эй, кто-нибудь!», где парень сидит взаперти, в тюремной клетке, и зовет… Это вполне себе актуально. Если период выхода из самоизоляции поднимет волну обращения к вопросам об одиночестве, а в литературе они задавались всегда – Хемингуэй, Ремарк, пожалуйста – я только за.
– Нет ли опасности, что зрителя после карантина будет тянуть исключительно к легкому жанру, а весь серьезный театр, которым занимаются в Бутусов, Туминас, отойдет на второй план?
– Мне кажется, если людям хочется развлечься, всегда можно сходить в кино или посмотреть комедию. Но то, что делают Бутусов и Туминас, заставляет думать и чувствовать, а это подчас гораздо важнее зрителю, чем просто возможность посмеяться.
– Нет ли риска, что в посткарантинное время мы еще больше будем трястись над своими границами, и социальная дистанция только увеличится?
– Кто-то «закапсулируется», а кто-то, наоборот, откроется миру. Но раз коронавирус захватил почти всю планету, это говорит о том, что процесс его обнуления будет длительным. Это не месяц и даже, может быть, не год. Отвечать себе на вопрос о «границах» придется каждый день, и, конечно, это испытание на прочность.
– Как вы относитесь к «шахматной рассадке», в кино и в театре?
– Мне кажется, для кино это совершенно все равно – здесь нет обмена энергией. Я как раз очень люблю ходить либо на ранние, либо на поздние сеансы, когда людей в кинотеатре мало. И вообще готов сидеть в зале один: никто не мешает – не хрустит попкорном, не переговаривается громко. Но вот в театре «шахматная рассадка», наверно, будет испытанием для всех – и для зрителей, и для артистов. Во-первых, это непривычно. Во-вторых, по себе знаю, когда смотришь спектакль в полупустом зале, он не воспринимается так, как при аншлаге. Полный зал, «плечом к плечу», он «дышит», он реагирует иначе. Как будет «дышать» зрительный зал с пустотами? Большой вопрос. И сложнее, наверное, будет не артисту, а зрителю – чувствовать себя участником эксперимента и одновременно думать о рисках: «А вдруг я заболею…» Психологический дискомфорт, в большей или меньшей степени, будет обеспечен. Может быть, со временем это станет новой нормой. Но хочется верить, что выработается коллективный иммунитет, появится вакцина или эта зараза в конце концов просто исчезнет – и мы вернемся к нормальной жизни.
– Какие новые кино- и театральные работы сейчас на горизонте?
– Мы все с нетерпением ждем, когда Римас Туминас начнет репетировать «Войну и мир». Но это случится не раньше августа. Сейчас должны возобновиться съемки в нескольких проектах.
В 2020-м случилось много ролей в кино и на телевидении: «Обитель» по Захару Прилепину на телеканале «Россия», спортивная драма «Стрельцов», детективный сериал «Цыпленок жареный» на Первом канале. «Пальма», семейная картина про собаку. «Огонь», блокбастер про спасение деревни от лесного пожара. Сейчас продолжаются съемки сериала «Грозный», где я играю со своими коллегами по Театру Вахтангова. Сергей Маковецкий снимается в роли Грозного, Виктор Сухоруков играет Малюту Скуратова. Еще в проекте заняты Артур Иванов, Владимир Симонов – в общем, вахтанговцев много.
